О: Да, но хочешь ли ты превратить эти беседы в такой вид игры? Я бы лучше сыграл в карты, это тоже весело.
Д: Да, верно. Мы можем сыграть в карты, если захотим. Но сейчас я бы лучше играла в эту игру. Только я не знаю, что это за игра и какие у нее правила.
О: Тем не менее, мы играли в нее некоторое время.
Д: Да, и это было весело.
О: Да.
О: Давай вернемся к вопросу, который ты задала, а я сказал, что он слишком трудный, чтобы ответить на него сегодня. Мы говорили, как типограф ломает свои клише, и ты сказала, что он будет по-прежнему поддерживать некоторый порядок среди своих букв, чтобы не сойти с ума. Затем ты спросила: "Какого вида порядка нам нужно придерживаться, чтобы не сойти с ума, когда мы попадаем в путаницу?" Мне кажется, что "правила игры" - это только другое название для этого вида порядка.
Д: Да, а в путаницы мы попадаем из-за обмана.
О: В известном смысле, да. Это правильно. За исключением того, что весь смысл этой игры состоит именно в том, что мы попадаем в путаницы и выходим с другой стороны. Без этих путаниц наша "игра" была бы похожа на канасту или шахматы, а это не то, чего мы хотим.
Д: Значит, правила создаешь ты, папа? Разве это честно?
О: Да, дочка, это - грязная уловка. И, вероятно, нечестная. Позволь мне взглянуть правде в глаза. Да, это я создаю правила. В конце концов, я не хочу, чтобы мы сошли с ума.
Д: Хорошо. Но, папа, ты ведь также изменяешь правила? Иногда?
О: Хм... еще одна грязная уловка. Да, дочка, я изменяю их постоянно. Не все, но некоторые.
Д: Я хочу, чтобы ты говорил мне, когда ты собираешься их изменять!
О: Хм... снова да. Я и сам хотел бы. Но дела обстоят не так. Если бы это было похоже на шахматы или канасту, я мог бы сказать тебе правила, и мы могли бы, если бы захотели, перестать играть и обсудить правила. Затем мы могли бы начать новую игру по новым правилам. Но какие правила ограничивали бы нас между двумя играми? При обсуждении правил?
Д: Я не понимаю.
О: Да. Суть дела в том, что цель этих бесед состоит в открытии "правил". Это как жизнь - игра, чья цель состоит в открытии правил и чьи правила всегда изменяются и никогда не поддаются открытию.
Д: Но я не назвала бы это игрой, папа.
О: Вероятно, нет. Я назвал бы это игрой или, как минимум, "спектаклем". Но это определенно не похоже на шахматы или канасту. Это больше похоже на то, что делают котята и щенки. Вероятно. Я не знаю.
Д: Папа, почему играют котята и щенки? О: Я не знаю, я не знаю.
МЕТАЛОГ: СКОЛЬКО ТЫ ЗНАЕШЬ?*
Дочь: Папа, сколько ты знаешь?
Отец: Я? Хм... мои знания тянут на фунт.
Д: Не говори глупостей. Это фунт стерлингов или фунт веса? Я имею в виду, сколько ты знаешь на самом деле?
О: Ну, мой мозг весит около двух фунтов, и я полагаю, я использую около четверти его, или использую его с эффективностью одна четвертая. Давай скажем "половина фунта".
Д: А ты знаешь больше, чем папа Джонни? Ты знаешь больше меня?
О: Хм... в Англии я знал одного маленького мальчика, который спросил своего отца: "Правда ли, что отцы всегда знают больше, чем сыновья?", и отец сказал "да". Тогда он спросил: "Папа, кто изобрел паровую машину?", и отец сказал "Джеймс Уатт". Тогда сын спросил: "Но почему же ее не изобрел отец Джеймса Уатта?"
Д: Я знаю. Я знаю больше этого мальчика, потому что я знаю, почему этого не сделал отец Джеймса Уатта. Это потому, что кто-то еще должен был подумать о чем-то еще, прежде чем кто-либо мог сделать паровую машину. Я имею в виду что-то вроде... не знаю, но кто-то другой должен был придумать смазку, прежде чем кто-то сделал машину.
О: Да, это принципиально. Я хочу сказать, это означает, что все знание как бы переплетено или соткано, как материя, и каждый кусок знания имеет смысл или полезен только благодаря другим кускам.
Д: Ты думаешь, нам нужно измерять знание метрами?
О: Нет, не думаю.
Д: Но так мы покупаем материю.
О: Да. Но я имел в виду не то, что знание есть материя, а только то, что оно подобно материи. И определенно оно не было бы плоским, как материя, а было бы трехмерным, а возможно, и четырехмерным.
Д: Что ты имеешь в виду, папа?
