Для жертвы в ДП-ситуации безопаснее не только соскочить на метафорический уровень сообщений, но еще лучше - сделать скачок и самому превратиться в кого-то другого или сделать другой скачок и утверждать, что сам он находится совсем в другом месте. В таком случае "двойное послание" не будет оказывать своего действия на жертву, потому что попал в эту ситуацию совсем не он - сам он пребывает где-то в другом месте. Иными словами, высказывания, свидетельствующие о дезориентированности пациента, могут быть интерпретированы как способы его защиты от актуальной ситуации. Патология возникает тогда, когда пациент-жертва либо не сознает метафоричность своих реакций, либо не может сказать об этом. Пациент будет отдавать себе отчет в метафоричности своей речи, если осознает, что он защищается и, следовательно, боится другого человека. Однако это осознание для него может быть равнозначно обвинению другого и потому способно вызвать беду.
Если человек провел свою жизнь в оковах "двойного послания" во взаимодействиях с каким-то значимым для него лицом (как это здесь описано), то после психотического срыва его способ общения с людьми будет иметь определенную систематическую структуру. Прежде всего, он не сможет обмениваться с людьми сигналами, которые сопровождают сообщения и указывают, что имеется в виду. Его мета-коммуникативная система - система сообщений по поводу коммуникации - разрушена, и он не знает, с какого рода сообщением имеет дело. Если ему говорят: "Что бы ты хотел делать сегодня?", он не может правильно определить по контексту, по тону голоса и жестам: то ли его ругают за то, что он сделал вчера, то ли к нему обращаются с сексуальным предложением... И вообще, что имеется в виду? Неспособность правильно определить, что говорящий на самом деле имеет в виду, и преувеличенная забота относительно того, что же на самом деле подразумевается, заставляют его защищаться, выбрав для себя нечто из нескольких альтернативных стратегий. Он может, например, решить, что за каждым высказыванием стоит какой-то скрытый смысл, угрожающий его благополучию. Тогда скрытые смыслы станут его важнейшей заботой, и он будет решительно настроен показать всем, что его теперь не обмануть, как обманывали всю жизнь. Если он выбирает этот путь, он постоянно будет искать скрытый смысл за тем, что люди говорят, и за тем, что происходит вокруг него. Он станет характерно подозрительным и недоверчивым.
Он может выбрать другую возможность: принимать буквально все сказанное окружающими. Когда тон, жесты или контекст противоречат тому, что говорится, он может научиться отвечать на эти метакоммуникативные сигналы смехом. Он откажется от попыток различать уровни сообщений и будет рассматривать все сообщения как несущественные или достойные лишь того, чтобы посмеяться над ними.
Если он не стал подозрительным в отношении метакоммуникативных сообщений и не пытается осмеивать их, он может попытаться игнорировать их. Тогда он встанет перед необходимостью все меньше слышать и видеть из происходящего вокруг и делать все возможное, чтобы избежать какого-либо воздействия на окружающий мир. Он попытается отвлечь свои интересы от внешнего мира и сосредоточиться на собственных внутренних процессах. В результате он будет производить впечатление человека ко всему безучастного и, возможно, немого.
Иными словами, если индивид не знает, какого рода сообщения он получает, он может защищать себя теми способами, которые описываются как параноидный, гебефреничес-кий и кататонический. Эти три варианта не исчерпывают всех возможностей. Суть дела в том, что у него не получается выбрать какую-то одну стратегию, которая помогла бы ему обнаружить, что люди имеют в виду. Он не может без помощи извне обсуждать сообщения других. Не способный на это человек подобен любой другой самокорректирующейся системе с нарушенным регулирующим звеном (governor): система начинает воспроизводить бесконечный, но всегда систематический поток ошибок и искажений.
Описание семейной ситуации
Теоретическая возможность существования ДП-ситуаций побуждает нас к поиску специфических коммуникативных последовательностей у пациентов-шизофреников в их семейной ситуации. С этойцелью мы анализировали письменные и устные отчеты психотерапевтов, работавших с такого рода пациентами; изучали звукозаписи психотерапевтических интервью; мы встречались с родителями шизофреников и записывали эти встречи на магнитофон; две матери шизофреников и один отец проходили у нас интенсивную психотерапию; мы записывали на магнитофон сессии, в которых участвовали пациенты и их родители.
