Нельзя достоверно сказать, — продолжал Рюльер, — какое участие принимала императрица в сем приключении; но известно то, что в сей самый день, когда сие случилось, государыня садилась за стол с отменною веселостью. Вдруг является тот самый Орлов — растрепанный, в поте и пыли, в изорванном платье, с беспокойным лицом, исполненным ужаса и торопливости, его сверкающие и быстрые глаза искали императрицу. Не говоря ни слова, она встала, пошла в кабинет, куда и он последовал; через несколько минут она позвала к себе графа Панина, который был уже наименован ее министром. Она известила его, что государь умер, и советовалась с ним, каким образом объявить о его смерти народу. Панин советовал пропустить одну ночь и на другое утро объявить сию новость, как будто сие случилось ночью. Приняв сей совет, императрица возвратилась с тем же лицом и продолжала обедать с тою же веселостью. Наутро, когда узнали, что Петр умер от геморроидальной колики, она показалась орошенная слезами и возвестила печаль своим указом»>[667].
Это описание хрестоматийно. Оно стало известно раньше других источников и использовалось гораздо чаще. Большинству авторов, касавшихся смерти Петра III мимоходом, не углубляясь в детали, хватало цитаты Рюльера и третьего письма Орлова из Ропши, чтобы представить полную картину преступления. Мы упоминали, что секретарь французского посольства читал отрывки из своей книги в салоне госпожи Жоффрен в Париже. Дидро, выступившему в роли доверенного лица Екатерины II, удалось уговорить автора за известную сумму не публиковать книгу до смерти императрицы, и труд Рюльера вышел только в 1797 году. Но до этого он был широко известен в списках, его обсуждали и Вольтер, и Дашкова, и Фальконе…
Многочисленные французские и немецкие авторы, писавшие о перевороте 1762 года — Корберон, Кастера, Гельбиг, Массон и т. д., — основывались главным образом на рассказе Рюльера. Перед дипломатами и путешественниками, посетившими Россию позднее, секретарь имел большое преимущество — он находился в Петербурге в момент событий и собирал информацию с пылу с жару. Те, кто приехал позже, тоже могли подцепить любопытные детали, ведь действующие лица были еще живы. Однако сейчас трудно сказать, что в рассказах поздних авторов — эпигонов Рюльера — новые факты, а что игра живого воображения.
Дотошное сопоставление вариантов этой истории дано в работе В. А. Плугина. Ученый показал, что все они восходят к тексту Рюльера. Именно его следует считать протографом — материковой плитой, на которую нарос слой осадочных отложений. Поэтому будет справедливо называть рассказ об удушении Петра III Алексеем Орловым версией Рюльера.
В Европе она стала использоваться сразу, поскольку не подпадала под цензурные ограничения и хорошо ложилась в канву памфлетной литературы. К ней прибегали не только иностранные, но и русские авторы, публиковавшиеся за границей. Ее не обошли вниманием А. И. Герцен и А. Н. Тургенев, принимая как единственно возможный вариант развития событий. Так, последний писал, отчасти повторяя даже обороты Рюльера: «Трудно не задаться вопросом, каково было участие самой Екатерины в смерти своего мужа. Совершили ли это преступление ее сеиды по ее повелению, или, подобно внуку Александру, она лишь воспользовалась благами уже совершившегося при ее попустительстве?»>[668]
Внешняя беспристрастность этих слов вряд ли может обмануть читателя. Приговор уже вынесен и подкреплен более поздним примером. Хотя в обоих случаях достоверных сведений нет.
В России историки, касаясь событий 1762 года, обычно ограничивались простой констатацией факта смерти Петра III, не вдаваясь в подробности. Так, С. М. Соловьев позволил себе лишь уточнить, что кончина была «насильственной», а В. О. Ключевский кратко пересказал события по третьей записке Орлова.
Первым проговорил версию Рюльера В. А. Бильбасов, издавший свою книгу о Екатерине II сначала в Берлине в 1900 году, а затем в Петербурге в 1904-м. Публикатор и знаток источников екатерининской эпохи, Бильбасов обладал солидным авторитетом и одним своим именем придавал вес приводимым фактам. Возможность, наконец, сказать в России прямо то, что в течение долгих десятилетий находилось под запретом, настолько очаровала автора, что он пренебрег свидетельствами, не укладывавшимися в концепцию. Бильбасов реконструировал ход размышлений Екатерины и Орловых, отталкиваясь от убеждения в их виновности. Этот публицистический пассаж оказал основополагающее влияние на дальнейшую отечественную литературу. Повторить за Бильбасовым значило повторить за мастером. Между тем ученому были известны и «Записки» Шумахера, назвавшего других убийц, и сообщение Панина об обстоятельствах смерти Петра III, записанное его родственницей фрейлиной В. Н. Головиной.
