Кицунэ, бесплотный дух, дернулась, пытаясь прийти на помощь мико, когда бандиты повалили женщину на стол. Деревянные фигурки, созданные дарить радость, сметаемые в пылу борьбы, посыпались на пол.
Мир подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи, которая сняла закрывающую ее голову тряпичную маску, открыв красивое молодое лицо и высвободив целые волны длинных, огненно-рыжих волос.
— Все еще не поняла? — сказала она, глядя на то, как ее подельники измываются над умоляющей о пощаде жрицей. — Ты или с нами, или… ну где же твое гордое — «я лучше умру»?
— Зачем ты все это показываешь мне? — выкрикнула Кицунэ. — Хочешь разозлить? Ты, подонок и убийца, хвастаешься тем, что совершила ты и твои дружки?
— Злость? Ярость? Гнев? — куноичи возникла перед Кицунэ и уставилась ей в глаза. — Нет. Мне нужно лишь понимание. А сейчас расслабься. Это еще не финал представления.
Хуоджин ждал, сидя на корточках под ветвями сакуры. Смятая сигарета в его зубах, желтых и обломанных, рождала медленно поднимающуюся вверх струйку дыма. Генерал бандитов был мрачен и задумчив, но он ухмыльнулся, когда увидел вышедшую из храма куноичи.
Кинджоу Хизако, разведчица, сбежавшая с поля боя при штурме Инакавы, направилась прямиком к генералу бандитов и, приблизившись к нему, повернулась на месте, позволив детально себя рассмотреть. Куноичи не получила в боях травм лица или тела, которые могли оставить шрамы или обезобразить ее. Она не была обделена красотой, и Хуоджин с искренним интересом полюбовался на свою подельницу, нарядившуюся в кимоно жрицы храма стихий.
— Что скажете, Хуоджин-сама? — игриво спросила куноичи. — Правда же, на мне этот наряд смотрится гораздо лучше, чем на той, побитой жизнью, дурехе?
— Ты само очарование, Хизако. — Хуоджин выбросил сигарету, поднялся и, сделав шаг к девушке, заключил ее в объятия. — Из рук такой красавицы-мико я не задумываясь принял бы самый страшный яд! Но мне, надеюсь, ты яда не нальешь?
— Только самого сладкого, мой господин! — отозвалась куноичи. — И, пожалуйста, Хуоджин-сама, не называйте меня больше тем именем, — подняв руку, она игриво хлопнула генерала по щеке тонкой книжечкой с гербом страны Камней и золотыми знаками служителей храмов на обложке. — Вот доказательство того, что меня зовут Ишикуно Мисаки и я вовсе не дезертировавшая с поля боя куноичи, а добродетельная жрица храма. Можете спросить обо мне в Агемацу, там многие меня знают.
— Как скажешь, красавица, — генерал отстранил девушку от себя и махнул рукой вышедшим из храма селянам, что несли на руках большой серый мешок. — Эй вы, тащите сюда!
Хуоджин направил свою энергию Ци в землю и рванул руками в стороны, словно пальцами раздирая почву. Открылась глубокая яма, в которую селяне сбросили свою ношу. Повторив прием, генерал засыпал яму, скрыв следы преступления.
— Дело сделано, — сказал Хуоджин. — Теперь, — он грозно глянул на павших перед ним ниц крестьян и указал на Хизако. — эта девушка — ваша мико. Всюду прославляйте ее как добрейшую и благочестивейшую из женщин, упоминайте перед всеми, перед кем только можно, что она была изгнана из продажных храмов за свое милосердие! Репутация несчастной и благодетельной Мисаки-сан сослужит нам хорошую службу.
— Теперь ты понимаешь, принцесса? — мир иллюзий снова подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи. Хизако плавными шагами, словно видение сна, приблизилась к неспособной шевельнуться Кицунэ и, подняв руку, тронула ее за подбородок. — Ты понимаешь, почему я стала сообщницей бандитов? Не потому что я куноичи, нет. Потому что я не хотела закончить так же, как эта глупая мико. Я могла сохранить свою честь и доброе имя, если бы подчинилась приказу командования и продолжила самоубийственную атаку против ополчения Инакавы. Но я сбежала. Потому что я — не овца. Люди, моя милая принцесса, делятся на два типа — волки и овцы. Слабый человек — овца. Сильный человек берет то, что ему нужно. Заставляет овец работать на него и кормить. Причем волки дают сообществу овец взамен за еду и удобства только возможность жить. Крестьянин горбит спину, а сборщик налогов пьет дорогое вино. Рабочие ворочают шестерни производственной машины, а хозяин ест экзотические фрукты на банкетах. Посмотри вокруг, все только и желают, чтобы ничего не делать, загребать деньги, есть и веселиться! Но не у каждого хватает сил. Ты думаешь, что эта мико была доброй? О великие боги, да она же просто была глупа! Нельзя видеть в овцах людей! Они никогда не оценят добро, примут улыбку за заискивание, нежелание повышать голос за страх, неспособность ударить — за слабость! Они будут использовать дурака, пока он полезен, а затем просто забудут о его существовании, или даже прикончат его! Мне это надо?
