Уволенный из армии по здоровью еще в начале двадцатых, Аркадий Гайдар всю жизнь оставался, как сказали бы сейчас, «милитаристом»: то есть не просто писал об армии и грядущей войне в своих книгах, он мечтал об армии, бредил ею, оставаясь в душе красным командиром, «краскомом», как тогда говорили. Даже трудно представить его в чем-то штатском — почти на всех фотографиях он в военном френче и в кавалерийской кубанке.
Очень шла флотская форма и Тимуру, его сыну. И в этом, конечно, тоже был отзвук отцовской легенды.
Тимур прожил свою жизнь как бы за двоих. Старший Гайдар почти никакого «быта» в привычном понимании не имел. Скитался по углам, жил у друзей, обживал дачу в Кунцеве, летними месяцами снимал с друзьями на паях сарайчик у Паустовского в Рязанской области, в Солотче. Московский его период жизни — это диван в квартире у друзей, то есть в прямом смысле слова «угол», комната, то одна, то другая, подмосковные дома, то есть целый сменный список адресов. И только в последние пару-тройку лет своя квартира возле Курского вокзала, в районе Казенных переулков. Ну а до этого — сплошные скитания по стране, от Средней Азии до Владивостока.
Тимур же, его сын, построил не просто дом, а настоящий домашний очаг, крепкий и фундаментальный. И хотя в его военно-журналистской жизни тоже были бесконечные командировки, в том числе и на настоящую войну (афганскую), но этих добровольных скитаний — не было. Он всегда возвращался к себе домой.
«Думаю, что дед всю жизнь, до своей гибели в 1941 году, продолжал верить в ту же коммунистическую идею, за которую ушел сражаться в четырнадцать лет, — писал Егор Гайдар в книге «В дни поражений и побед» (1996). — Но с течением времени ему все труднее было ассоциировать эту идею с картинами реального советского мира. Отец говорит, что для деда тяжелейшей трагедией был арест ведущих военачальников гражданской войны, у которых он служил: Тухачевского, Блюхера. Он не мог поверить в их измену и одновременно в то, что обвинение ложно. Придумывал для себя самые фантастические объяснения».
Каждое слово, каждая фраза, даже запятая в этом пассаже необыкновенно важны — здесь Егор Тимурович формулирует для себя, может быть, самую важную (с детства!) проблему: почему он, внук Аркадия и сын Тимура, отступил от догматов «коммунистической веры»?
Надо сказать, Егор в этом смысле был совершенно не одинок.
Именно дети и внуки революционеров, советских маршалов и «краскомов» становились диссидентами и бунтарями уже в брежневские и хрущевские годы. Примеров много.
Елена Боннэр, вдова академика Сахарова, — дочь одного из основателей компартии Армении, видного коминтерновца.
Известнейший диссидент Павел Литвинов — внук сталинского наркома иностранных дел.
Петр Якир, диссидент, — сын расстрелянного Сталиным красного маршала, героя Гражданской войны.
Лен Карпинский — ближайший друг Тимура Гайдара, известнейший диссидент-марксист, с треском исключенный из партии и чудом избежавший тюрьмы, — сын одного из первых большевиков-ленинцев, ближайшего, можно сказать, друга Ленина.
Примеры можно множить и множить, вплоть до сегодняшнего дня. И многие сегодняшние диссиденты, оппозиционеры — отнюдь не потомки купцов и дворян (те в большинстве своем уже не в первом поколении живут не в России). Нет, они корнями вросли в революционную Россию.
Колесо истории вновь повернулось со скрежетом, и смыслы ее тоже повернулись, вернее перевернулись. То, что было «революцией» в начале века — стало закостеневшей химерой, заржавевшей от времени тюремной решеткой для страны, для нескольких последующих поколений.
Поэтому любовь к деду или к отцу во всех этих следующих поколениях отнюдь не была равнозначна слепому подражанию, повторению их «символа веры». Скорее, оно вело к пониманию того, что их жертвы, по большому счету, были напрасны. И что смыслы истории изменились радикально. А вот ответственность за Родину, моральная позиция по отношению к истории — остались прежними.
Аркадий Голиков, впоследствии ставший Гайдаром, был мальчиком крупным, физически развитым. Читал он очень много и много времени проводил в играх: подвижных, спортивных, любых — причем среди них самыми любимыми были те, когда ты испытываешь страх, потом восторг, потом некоторую эйфорию. Именно эти
