Его величество Человек - страница 9
После смерти матери Батыр долго не мог прийти в себя. Несколько дней ничего не ел, только пил воду. Ни с кем не разговаривал, не позволял убирать постель матери, лежал на ней ничком. Тетя Мехриниса и ее муж Махкам-ака пытались вывести его из этого состояния, но он словно не слышал их слов. Только теперь Батыр стал понемногу приходить в себя. Но вот сегодня он опять шел с кладбища в глубокой тоске, а Салтанат ничем не могла ободрить его...
—А жив-здоров ли амаки? Что пишет? — спросил Батыр, когда они приближались к чайхане.
Салтанат поняла, что Батыр спрашивает об ее отце.
—Вот как! Ты и о письме знаешь? Кто же тебе сказал? — удивилась Салтанат и поспешила сообщить: — Просит передать большой привет.
—Пусть будет жив-здоров! Где он сейчас? — Батыру хотелось попросить у Салтанат адрес ее отца, но он сдержался: в самом деле, зачем ему этот адрес? Что он будет писать отцу Салтанат?
—Отец недалеко от фронта... Батыр-ака, откуда ты узнал о письме? Скажи!
Батыр хитро улыбнулся:
—Я знаю все твои секреты. Знаю все, что ты скрываешь от меня.
—Секреты? Какие же это секреты? — заглядывая Батыру в глаза, ласково спросила Салтанат.
Батыр о чем-то задумался и не ответил ей...
В последнее время улицы все больше пустели, казались унылыми, словно и они устали нести на себе тяжелую ношу жизни. Из дома в дом двигались теперь чаще всего горе и печаль.
Дым струился из труб и, пробиваясь сквозь листву деревьев, растворялся в голубизне неба. Издали донесся звон скользящего по рельсам трамвая. Город начинал новый трудовой день. Салтанат и Батыр дошли до дома Батыра. Юноше не пришлось уговаривать Салтанат зайти — Салтанат и самой хотелось еще побыть с Батыром, помочь ему прибрать дом, в который после смерти матери он заглядывал редко.
Салтанат вошла во двор и тут же взялась за уборку. Батыр занялся книгами и тетрадями. Он перебирал их, складывал в стопки, не переставая между делом шутить. Но девушка упорно молчала, и, когда Батыр вынуждал ее что-то сказать, она отделывалась краткими ответами. Непринужденного разговора не получалось.
Прибрав айван, Салтанат решила подмести порядком запущенный двор. По краям арыка, под кронами деревьев полным-полно травы и опавших листьев. Давно здесь не убирали. Салтанат припомнились слова матери, сказанные о Батыре: «Единственный сын — единственная опора. Только он не даст угаснуть светильнику родителей. Вот Мехриниса хоть и родная сестра его матери, а разве оставит она свое хозяйство, разве переберется в дом покойной? Никогда!» Лишь теперь вдруг поняла Салтанат, что значит не дать угаснуть светильнику родителей. Нужно жить в их доме, содержать его в порядке, соблюдать родительские обычаи. Салтанат не обвиняла Батыра. Что он мог сделать, бедняга, убитый горем? И разве он навсегда ушел жить к тетке?
Себя Салтанат мысленно упрекала. Почему же она-то не помогла парню? Конечно, сразу же поползли бы слухи. Ох уж эти слухи! Вырвать бы языки тем, кто их распускает...
Вдруг струйка холодной воды ударила Салтанат в шею. Девушка вздрогнула от испуга, вскрикнула, отбросив метлу. Обернувшись, увидела Батыра с пустой пиалой в руке.
—Как не стыдно! Разве можно так! Я же подумала, что сползла змея с дерева.— Салтанат густо покраснела, голос ее дрожал.
Батыр почувствовал себя виноватым.
—Прости. Не подумал, что напугаю.— Он осмотрел прибранный двор, с благодарностью в голосе сказал: — Оказывается, у девушек руки золотые, Салтанатхон.
—Только ли руки? — Салтанат поправила волосы, улыбнулась. «Пусть не думает, что сержусь».— Был бы у тебя мешок...
