Ариф-ата по натуре был оптимист: он презирал пасующих перед бурей. Старик встал, укоряя себя, подошел к самовару, желая снова заварить чай, и тут услышал оклик: «Отец!»
—Ассалому алейкум,— сказала смуглая молодая женщина с тщательно уложенными волосами, поднимаясь на веранду.
—Ва алейкум ассалом. Пожалуйте, доченька.
—Я из исполкома. Просили передать, чтобы в два часа вы вместе с Хафизом-ака пришли на заседание. А Хафиз-ака дома сейчас, не знаете?
Ариф-ата взглянул на ходики.
—О, давно ушел, доченька. Он уходит рано.
—Я все же зайду к нему, попрошу, чтобы передали.
—А по какому делу-то, доченька?
—Сама не знаю, отец. До свидания!
Женщина заторопилась. Ариф-ата провожал ее взглядом. Она шла по шаткому мостику на другой берег Анхора. Ариф- ата размышлял: «Тебя, старик, зовут в исполком, а раз уж приглашают, значит, ты можешь сделать что-то полезное. А ты, тоже мне... растерялся, раскис, тряпка этакая!.. Погоди, погоди, для чего же они приглашают-то? Не по поводу ли чайханы? Фе, будто в исполкоме нет других забот, закрыть чайхану или нет... Конечно, есть дела поважнее. Ведь она приглашает всех по списку, который ей вручили. Выходит, в том списке значится и мое имя...» Ариф-ата взглянул на ворот своего яктака[25]. «Наверное, неприлично идти в таком виде. Надо одеться получше, как-никак почтенное место, руководство...»
И тут начали появляться посетители — был базарный день. Кто-то попросил яхна — охлажденного чая. Как назло, Ариф-ата еще ничего не успел приготовить.
—Сейчас, сейчас,— заспешил он.
Опрокинув два чайника чая в ведро, пошел к Анхору. «У кого это с самого утра горит душа? — думал он, стараясь припомнить посетителя.— Видно, из Назарбека, на базар приехал»,— решил старик, осторожно взбалтывая чай в ведре, погруженном в воду.
На том берегу Анхора показался Махкам-ака. Он шел, собрав полы халата и заложив руки за спину.
—Куда держите путь, уста?[26] — спросил Ариф-ата, когда Махкам подошел ближе.
—На базар, ака. Кое-какие покупки надо сделать.— Махкам-ака остановился, но Арифу-ата показалось, что кузнец не в духе.
—Выпейте пиалушку чая, успеете сходить. Не отказывайтесь,— приглашал Ариф-ата.
Пока Махкам-ака благодарил его, Ариф-ата заварил чай, подал на подносе лепешку и горсть кураги.
—Батырджан, племянник, уезжает сегодня,— усаживаясь на краю террасы, мрачно сказал Махкам-ака.
—Смотрите, уста, оказывается, чует сердце, а?
—А что такое?
—Да, знаете, утром я как раз об этом думал.— Ариф-ата чуть было не сказал: «Не осмелился спросить, когда увидел Салтанат»,— но тут же спохватился и закончил: — Пусть будет жив-здоров! Когда уезжает?
—Вечером. Я вот и хочу на базаре купить кое-что.
—Конечно, конечно,— согласился Ариф-ата.— И еще я хочу вам посоветовать, уста, не называйте его племянником. Зовите сыночком. Приласкайте, пригрейте. Не только ребенку — и взрослому необходимо душевное тепло. А он вам не посторонний, близкий. Почти сын.
—Сын... А скажет ли он мне «отец»? — невнятно пробормотал кузнец, взволнованный наставлениями Арифа-ата.
—А почему не скажет? Сначала попробуйте вы назвать его сыном. Вам-то можно было и раньше звать его так. Ну, и сейчас не поздно, уста. Нет, не поздно.
—Думал я об этом, ака. Но он ведь не маленький, совсем взрослый джигит...
—Джигит, верно. Но вырос-то он без отца.
—Правда.
—А тут вот лишился и материнской ласки. Трудно ему, уста, трудно. Полюбит он вас, души не будет чаять, если обогреете его своей любовью. Вот попомните мои слова.
—Ах, если бы так! — мечтательно вздохнул Махкам-ака.
—Так. Именно так. Когда яблоко созревает, уста, оно падает под яблоню. Нет у него сил откатиться за версту. Так и сирота под крыло ближних тянется.
Ариф-ата тихим, проникновенным голосом заговорил о том, что терзало душу Махкама-ака. Конечно, не иметь своих детей худо, ах, как худо. Но разве кто-нибудь из мудрецов сказал, что бездетному суждено лишь одиночество? Сколько в мире детей, оставшихся без родителей, разве они в этом виноваты? И разве у них не такая же душа, как у детей, живущих с родителями? Разве их не влечет под надежный кров людского благородства? И как великодушен тот, кто делает чужого ребенка своим, воспитывает его, выводит на дорогу жизни.
