– Видите, что делается? Наверно, Нагорный...
– Еще не вернулся?
– Нет.
– Немедленно десять человек через болото на выручку. Немедленно!
– Есть! – бросил командир роты. – Гамзюк! Гамзюк, бери первый взвод и вниз!
Подсвеченный ракетными отблесками, Гамзюк выскочил из траншейки, пригнувшись, побежал вдоль цепи, и близкая огненная очередь, едва не сбив с него голову, толстым сверкающим жгутом пронеслась над бойцом. Когда она затухла, стало видно, как несколько человек нерешительно выбрались из своих окопчиков и упали в темени, наверно не решаясь куда-то бежать без команды.
Они медлили, два пулемета с высоты слепо строчили по кустарнику на болоте, трассирующие светляки рикошетов со шмелиным гудом разлетались в разные стороны. Наконец Гамзюк собрал всех и только сбежал к болоту, как рядом, в траншейке, кто-то обрадованно воскликнул:
– А вон, гляньте! Это не Нагорный?
Все повернули головы в сторону, куда указывал боец, действительно, в кустарнике ощущалось какое-то движение. Наверно, это заметили уже и бойцы Гамзюка, кто-то там, пригнувшись, взял резко в сторону. Минуту спустя несколько бойцов уже повернули обратно на взмежек, одна тесная группка их свернула к траншейке.
– Что такое, Гамзюк? – не стерпев, окликнул бойца Самохин.
– Да вот, ранило.
– Кого ранило?
Они подошли к брустверу и осторожно положили наземь неподвижное тело, кто-то принялся расстегивать на нем шинель, а на бруствер тяжело опустился Нагорный.
– Нагорный? Что у вас случилось? – встревоженно спросил Самохин.
– Счас, счас, товарищ лейтенант...
Только тут все заметили, что Нагорный совершенно выбился из сил, трудно дыша, он распахнул на себе шинель, скинул шапку и долго еще не мог вымолвить слова.
– Счас... Значит, так... Ранили вот его... Дрозда...
– Где ранили? – спросил комбат.
– Там, возле траншеи. Мы доползли... А как побежали... Сперва ползли, а там эта... Спираль...
– Какая спираль? – удивился командир роты.
– Ну эта... Бруно...
– Никакой там спирали не было. Вчера я весь день смотрел...
– Вчера не было. Натянули... Ну мы и вперлись. Ни туда, ни сюда. Я взял, потянул...
– Зачем? Зачем ты тянул, голова и два уха! – взъярился лейтенант.
– Так а Дрозда как же?.. Его ж там ранило, – кивнул он в сторону лежавшего на земле бойца, и комбат, поморщившись в темноте, заметил, что там уже появилась маленькая фигурка Веры. – Туда как ползли, не было. А потом натянули...
– А, они вас там загородили? Вот сволочи! – выругался командир роты.
Комбат не перебивал и не переспрашивал, он ждал, давая Нагорному выговориться о том, что занимало больше всего. Факт появления там спирали Бруно не облегчал положения, скорее наоборот. Но важнее все-таки было узнать о минах.
– Мы, значит, до самой траншеи доползли, слышим, они гергечут... Вдруг и сзади как зашурудят что-то, да так сильно...
– Как то есть зашурудят? – не понял комбат.
– Ну спираль на кольях растягивают. И запутали нас, как карасей в пруду. Ну а тут его и ранило...
– А мины? – нетерпеливо спросил Самохин.
– Что? Так мин нету. Мы не нашли. Да и те, с проволокой, ходили так, смело.
Волошин внутренне вздохнул с облегчением, тревожное напряжение, охватившее его с самого начала этого переполоха, понемногу спало. Самое худшее из его опасений, кажется, не оправдалось, мин не было, и разведчики, хотя и с одним раненым, вернулись в роту. Было бы хуже, если бы они, живые или мертвые, остались за проволокой. Но эта спираль Бруно! Еще ее им не хватало, как бы в ней не застрять поутру.
– Что, сильно ранен? – тихо спросил он бойцов, возившихся с раненым.
– Не поймешь, все в крови, – ответил кто-то из них.
Вера молчала.
– Гранатой его, – уже немного отдышавшись, сказал Нагорный. – Этот гад, фриц, услыхал и – гранатой. Как раз возле его разорвалась. Осколками.
– Молодец, не бросил, – сказал капитан и впервые с неприязнью подумал о Кабакове, вместо которого на бруствере лежал этот Дрозд. Получилось куда как негоже – тот своей неприкрытой трусостью выгадал себе жизнь. А этот? Неизвестно еще, выживет ли.
– Такой тарарам устроили, – сказал Самохин о немцах.
– Как ошалели просто. Думал, тоже спекусь, но... Едва вытащил.
