— Подружиться? — переспросил он, пряча за спину как-то сразу вспотевшие ладони.
— Не думала, что моё предложение так поразит тебя. — Мерет как будто обиделась. — Я здесь недавно и нуждаюсь в друзьях. Мне кажется, ты тоже нуждаешься в них.
— Странно, что дочь фараона чувствует себя одинокой, — заметил Ренси изменившимся голосом; лицо его помрачнело. — А, впрочем, он же оставил не только свою семью…
После его последних слов столь уловимое мгновение назад волшебство вдруг растаяло, улетучилось бесследно.
— Мне кажется, ты не очень-то уважительно отзываешься о фараоне, — сказала Мерет, принимая величественный вид.
— Как всякий верный обычаям предков египтянин, — начал было Ренси, но девушка отмахнулась от него.
— Я догадываюсь, о чём ты хочешь говорить — всё это я слышала уже много раз. Но позволь спросить, разве не фараоны кушитской династии принесли Та Кемет мир и процветание? Разве не они сохранили независимость страны от самого Куша, их родины? Тебе, должно быть, известно, как много сделал для египетского народа Шабака, основатель кушитской династии…
— Гор Хент-эн-Метри покровительствует лишь фараонам египетского происхождения, — Ренси возвысил голос, не дав ей договорить, — в противном случае Та Кемет ждут смуты и кровопролитие. Тахарка, коему отданы в правление престолы Обеих Земель, возмутил народ против ассирийских наместников, навлёк беду на всю страну, а сам скрылся. Чужеземцы заполонили окрестности Мемфиса, жаждут крови, вымещая злобу на мирном населении. А где же мудрый кушитский воитель, наделённый всемогущим Ра искусством без промедления одолевать своих врагов? Где, за чьими спинами он прячется?
В чудесных фиалковых глазах Мерет вспыхнул гнев — они сразу потемнели, стали совсем чёрными.
— Не смей так разговаривать с дочерью фараона! — вскричала она. — Ты уже нажил себе врага в лице номарха Нехо, моего дяди! Неужели тебе нужно поссориться ещё и со мной?
— Полагаю, размолвка с каким-то мастеровым не слишком огорчит дочь фараона? — не без едкой усмешки огрызнулся Ренси.
В бездонных зрачках глаз Мерет полыхнуло пламя.
— Я ошибалась, когда думала, что мы могли бы стать друзьями, — холодно проговорила девушка и, вскинув подбородок, направилась к двери.
Когда Мерет ушла, Ренси побрёл к ложу и, повалившись на него, уткнулся в подушку пылающим лицом. Он злился на себя за ту невероятную способность настраивать против себя людей, из-за которой всегда пребывал в одиночестве. Эту черту его непостоянного характера мать Ренси называла заносчивостью, а отец видел в этом твёрдость духа.
Что же теперь делать? Куда идти? — спросил у себя Ренси, поднимаясь.
На улице было свежо. Надоевшая за день жара укрылась где-то далеко за горизонтом вместе с золотоносным Амоном-Ра до рассвета. В этот час окраина Саиса с разбросанными среди пальмовых рощ домами выглядела безлюдной. В свете луны глыбы белого мрамора светились, словно были совсем прозрачными, а плиты из хатнубского алебастра сияли молочной белизной.
Ренси замер, очарованный этим волшебным сиянием, и долго был не в силах сдвинуться с места.
— Пожалуй, всё же придётся попросить прощения у того, кто меня оскорбил. И только ради того, чтобы мне позволили снова заниматься любимым делом, — вслух подумал Ренси и нахмурился, злясь на себя самого. Уж себе-то он мог бы не врать: он хотел остаться в Саисе не только ради своей работы, но больше — из-за Мерет.
Он совершил бы насилие над собственной гордостью и искал бы встречи с Нехо, если б судьба не подарила ему ещё одну удивительную встречу.
— Мастер Ренси! Ты всегда разговариваешь сам с собой? — Таким было начало нового знакомства.
