— Тогда не лучше ли будет для тебя, — осторожно проговорил Депет, — если ты отнесёшься к предложению Фаиды более благосклонно?
— Я уже сказал, что не хочу принимать этот заказ. Я не уверен, что смогу снова ваять женские фигуры, — ответил Ренси, и в голосе его прозвучала мука.
— Без работы, мой друг, ты будешь самым несчастным человеком на свете. И что за беда, если тебе придётся высекать изваяние жрицы любви? Она такая же женщина как все остальные, только, может, красивее многих и… — тут Депет ухмыльнулся и прибавил: — намного веселее…
Ренси покачал головой:
— Говорю тебе, я не знаю, смогу ли снова ваять женщин…
Депет положил свою тяжёлую ладонь на руку юноши и сказал:
— Ренси, посмотри на дело серьёзно. Ты хочешь работать с камнем — значит, бери заказ у гречанки и выполняй его на совесть. Разве для тебя, ваятеля, этот заказ не то же самое, что все предыдущие?
Ренси обречённо вздохнул:
— Пожалуй, ты прав. Что мне ещё остаётся делать? Я согласен…
Дом прославленной в Саисе гетеры, прибывшей в Египет из заморского Милета, стоял на холме, укрытый от солнца акациями, пальмами и тамарисками. Ренси назвал своё имя привратнику, и тот сразу пригласил гостя войти, как будто его здесь уже давно ждали.
Он нашёл Фаиду на веранде под высокой крышей, подпёртой пальмовыми столбами и обнесённой барьером из красного камня. Ренси знал, что это гранит, привезённый с юга страны; ему часто приходилось с таким работать. В невольном порыве он, вместо того, чтобы приветствовать хозяйку дома, устремился к гранитному барьеру, словно к старому знакомому. Его искушённые руки скользнули по гладкой, впитавшей прохладу прошедшей ночи поверхности камня.
— Для меня остаётся загадкой, что может так притягивать в камне? — заговорила Фаида, наблюдая за юношей, и движением руки пригласила его сесть рядом с собой на покрытую барсовой шкурой скамью.
— Если мастер любит свою работу, прикосновение к камню каждый раз обновляет его, — отозвался Ренси, продолжая стоять у барьера. — В руках мастера камень оживает и отдаёт ему своё тепло.
— Камень отдаёт тепло? — ещё больше удивилась гречанка. — Он же холоден и, на мой взгляд, годится только для того, чтобы из него строили или ваяли…
— Во время работы происходит взаимодействие: когда мастер придаёт камню трепет живого тёплого тела. С камнем и обращаться надо как с человеком: прежде чем начать дело, следует постигнуть его существо, заглянуть внутрь.
— Было бы любопытно узнать, что же у меня внутри? — спросила Фаида с присущей ей лукавой улыбкой.
— Будет понятно, как только ты оставишь меня наедине с таким вот камнем, — Ренси провёл по поверхности гранита всей своей широкой ладонью. — Если твой заказ по-прежнему в силе, я готов посетить твою мастерскую.
— Великолепно! — От радости Фаида захлопала в ладоши словно маленькая девочка. — Можешь приходить сегодня же после обеда.
— Я буду здесь завтра, после того, как сияние Амона-Ра окрасит небо, — ответил ей Ренси и, приложив руку к сердцу в знак твёрдого обещания, поклонился. Последнее слово он всё же оставил за собой.
На следующий день Ренси начал набрасывать с обнажённой Фаиды рисунки. Гетера позировала ему без тени стыда или смущения. Напротив, казалось, она гордилась, выставляя напоказ своё совершенное и в этой вызывающей наготе соблазнительное тело.
— Ты должна стать ближе к свету… Откинь назад волосы, склони голову.
Фаида безропотно повиновалась.
— А теперь заложи руки за голову… Да, вот так… так хорошо…
Ренси велел гречанке менять позу десятки раз в день; он то усаживал её, то снова просил подняться, и обходил её со всех сторон, внимательно разглядывая каждую линию её тела. И каждый раз Фаида подчинялась, любопытствуя, что же будет дальше.
А вечером он оттачивал резцы, применялся к весу молотка. С рассветом он начал рубить камень, и работа закипела. Едкая пыль набивалась ему в ноздри и рот, покрывала его потное мускулистое тело, как просеянная пшеничная мука. Он не думал об отдыхе и о еде: его томил лишь давний голод — голод по работе с камнем, и он утолял его дни и ночи напролёт.
С началом работы над скульптурой гетеры Ренси переехал жить к ней в дом; теперь он и ваял, и спал в просторном светлом помещении, которое Фаида отвела под мастерскую. Хотя парадный вход находился с другой стороны дома, до слуха Ренси порою доносились мужские голоса и звонкий смех Фаиды. Их встречи стали реже: Ренси знал, что присутствие гречанки ему больше не нужно, но странная тоска накатывала на него, если Фаида не заходила в мастерскую несколько дней кряду.
