— Не ждал?
Гостей у Ренси никогда не бывало, он давно привык к одиночеству, но появлению Депета обрадовался.
— Садись, — он сделал приглашающий жест рукой, а сам засуетился: — Сейчас поищу, чем тебя угостить. Обильной трапезы не обещаю: я непритязателен к еде, этому научила жизнь. Давно живу один, привык обходиться самым простым.
Пока Ренси разливал по кубкам пенистое пиво, Депет с нескрываемым любопытством осматривал его жилище.
— Твои работы великолепны. Я никогда не видел ничего подобного, — сказал он, когда они уселись на циновке вокруг круглого низкого стола. — У тебя острый глаз и потрясающая память. Такое впечатление, будто Мерет была здесь и ты рисовал прямо с неё…
— Это всего лишь наброски, — неохотно отозвался Ренси, подливая гостю пива.
— Твои рисунки совершенны, я не кривлю душой, а говорю с искренним восхищением. Ты стремишься передать природную красоту лика, такую, какой её создали боги. Никто не делал этого прежде. Ни один художник…
— Ты забываешь, что я — прежде всего ваятель.
— Какая разница, чем ты занимаешься? Ты — мастер, и этим всё сказано.
— Разница очевидна, — возразил Ренси. — Живопись — это лишь иллюзия; она подвержена гибели: пожар или ливень — и фреска обсыпается. Камень же вечен! Время неподвластно ему. Он был на этой земле задолго до нашего появления и он останется здесь, что бы там ни случилось. Он твёрд и холоден, но в нём — душа мира, всей вселенной, в нём — истина…
— Знаешь, Ренси, — выслушав его, задумчиво сказал Депет, — знакомство с тобой изменило не только моё понимание о скульптуре, но и мнение о ваятелях. Прежде я думал, что даже самому талантливому ваятелю достаточно сильных рук, а голова у него может быть пустая. Но в беседах с тобой я не перестаю удивляться твоему светлому уму, твоим мудрым рассуждениям…
— Послушай, Депет, — произнёс Ренси, понизив голос, — мне бы не хотелось, чтобы о моих рисунках узнали. Ты же понимаешь, о чём я говорю? Если жрецам станет известно, что я так открыто нарушаю все установленные каноны не только в статуях, но и в живописи, у меня будут большие неприятности. К тому же ни жрецам, ни номарху не понравится то, что я так вольно создаю портреты дочери фараона.
Депет посмотрел на него сощуренными глазами и, поставив на стол пустой кубок, поднялся.
— Я тебе не враг, Ренси. Пойдём со мной: сегодня ты сможешь увидеть Мерет…
Вскоре одетый в свежую набедренную повязку, с блестящей от сандалового масла обнажённой мускулистой грудью, Ренси вместе с Депетом вышел на улицу. Солнце уже зашло с запада и залило крыши домов и храмов густыми красноватыми лучами.
Он увидел Мерет, шедшую в толпе нарядных девушек, рассыпавших на улицах охапки лотосов. На ней были самые изысканные одежды и драгоценности, она смотрела прямо перед собой, высоко вскинув голову. И, конечно, не сразу заметила юношу, подошедшего к ней сбоку.
— Рад видеть тебя, Мерет. Пусть хранят тебя боги!
В свете заходящего солнца Ренси жадно разглядывал лицо девушки, такое нежное и в то же время такое страстное.
— И тебя тоже, — по традиции ответила Мерет. Скрывая своё смущение, вызванное этой встречей, она огляделась: — Так много людей вокруг, посмотри…
— Вижу, — отозвался Ренси, по-прежнему не сводя с неё глаз. — Можно легко затеряться в толпе, правда?
— И куда же ты меня уведёшь? — Мерет приняла его игру.
Ренси не успел ответить, как девушка вложила свою руку в его ладонь, — и всё у него внутри как бы перевернулось. Эти короткие минуты решили дело.
До наступления темноты они были вместе — и не хотели разлучаться: бродили по улицам города, о чём-то говорили, смеялись и как бы невзначай касались друг друга руками, плечами, бёдрами. Иногда Мерет вдруг останавливалась и заглядывала Ренси в глаза — и тогда кровь, как горячее вино, бурлила у него в груди, переполняя сердце.
— Когда я смогу увидеть тебя вновь? — с грустью от предстоящей разлуки спросил Ренси, когда пришла пора прощаться.
— Как только я найду верный способ обмануть стражу, — ответила Мерет, и в её голосе прозвучала неожиданная решимость. Правда, потом она со вздохом прибавила: — Труднее будет усыпить бдительность старой Арти: она старается ни на миг не упускать меня из виду. Постоянно твердит: сиди дома, неприлично дочери фараона носиться по городу как какой-нибудь простолюдинке.
