Сунул в него пальцы - пусто! Карточек нет! Кровь отхлынула от лица, он лихорадочно шарил по всем карманам: вот папиросы, спички, пропуск на завод, деньги... А карточки?!. Может, в тумбочке лежат?
Запыхавшись от волнения, прибежал в общежитие, посмотрел в тумбочке, под тумбочкой, под кроватью, бывает, случайно уронил, перерыл кровать - напрасно!
- Чего это ты ищешь? - спросил старшина.
- Карточки пропали... - едва выговорил Ефим.
- Вот это номер! - ахнул старшина. - Что же ты, бедолага, теперь делать будешь?
Несколько дней Ефим жил впроголодь на талончики «УДП», которые случайно оставил в ящике рабочего стола.
Андреич подмечал, что с ним творится неладное, допытывался, в чем дело. А Ефим почему-то стеснялся, не сразу поведал о своей беде.
- Вон оно что! - сокрушался Андреич. - А я то голову ломаю! Да-а! Скверная штука! Помог бы тебе - да сам третий... А ты попробуй сходить в карточное бюро, к заведующему, к Яшке. Подлец он, правда... Знаешь, как его на заводе прозвали? Яшка-кровопиец... Но ты солдат, может он тебе посочувствует, поверит.
- Не поверит. Я сразу приметил, что это за тип. Не пойду. Бесполезно.
Однако пойти пришлось: голод за шиворот потащил.
- С чем пришел? - не отрывая глаз от бумаг, спросил завбюро.
Ефим, волнуясь, сбивчиво, нескладно рассказал о случившемся несчастье. Яшка изобразил на жирной физиономии широчайшую улыбку, хитро подмигнул:
- Та-ак-с! Стало быть, одной пайки мало - хочешь получить вторую, так сказать, для полной сытости, а?
Ефим вздрогнул, будто от пощечины.
- Что значит вторую? - переспросил он, чувствуя, как внутри него словно уголек раскаляется.
- Да очень просто. Одну ты уже получил, - охотно объяснил Яшка. — Знаем мы вашего брата, не первый день здесь... Ко мне-то ты чего явился? Может, прикажешь тебе свои карточки отдать? А?
- Зачем же? - сдержал себя Ефим. - Я полагал, вы можете чем-нибудь мне помочь...
- Помочь?! - Яшка постучал толстым цветным карандашом по столу, что-то прикидывая в уме. - Помочь... Слушай, солдат, а ты, случайно, карточки, того, не махнул? А?
- Как «не махнул»?
- Не понимаешь? Ну, продал...
- Продал?! - побагровел Ефим.
Мясистое лицо Яшки стало двоиться в его глазах. Горячий ком обжег горло...
- Ах ты, сволочь! Крыса тыловая! - процедил он сквозь сжатые зубы, схватил с Яшкиного стола тяжелое мраморное пресс-папье и... дальше ничего не помнил.
Очнулся Ефим на белой железной кровати. Был он один в небольшой, узкой, с высоченным потолком комнате. Единственное окно зарешечено. На окрашенные в зеленовато-желтый цвет стены падал солнечный свет. Рядом с кроватью, под окном, впритык к стене - широкая полка, видимо, заменяющая стол. Напротив окна - плотно закрытая дверь.
«Что за наваждение? - недоумевал он. - Где я? Похоже, в тюремной камере-одиночке.» Страшно болела голова, он напряженно перебирал в памяти, что бы такое мог натворить, почему без суда и следствия... И почему он в одном белье? С трудом поднявшись с кровати, подошел к двери, толкнул ее. Дверь не поддалась. «Та-ак, заперто», - пробормотал он и начал что есть силы барабанить в нее кулаками. Тишина... Он еще сильнее то пятками, то кулаками колотил в дверь... Обессиленный сел на кровать и вдруг услышал тяжелые шаги. Кто-то сунул ключ в замочную скважину, повернул его два раза. Вслед за тем в комнату вошел крупный грузный мужчина лет сорока пяти в белом с голубизной халате, с приятным интеллигентным лицом, густой вьющейся черной шевелюрой.
- Здравствуйте, больной, как себя чувствуете? - спросил тихо, но внятно.
Ефим привстал.
-Ничего, благодарю... Почему «больной»? Вы доктор?
- Доктор. Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Наумович. А ваше имя? - доктор слегка хитрил: ему все было известно о пациенте - и имя и фамилия, но... в этих стенах случалось слышать всякое...
Борис Наумович сел на табуретку, положил мягкую теплую руку на костлявое плечо Ефима. - Не помните, что с вами вчера произошло?
- Со мной, вчера?
- Да, именно с вами, к сожалению... Вы находитесь в психоневрологической клинике, да-с!.. И если бы не ваша тяжелая контузия, сидеть бы вам в местах куда похуже этого.
