— Верно, не такая, — подтвердил Тедж. — Но достаточно похожая, чтобы я сумел ею управлять.
Гэллоу приподнял бровь — словно мерку с Теджа для костюма снимал.
— Бывал я как-то раз на ваших островитянских субмаринах, — бросил Гэллоу. — Это вонючки.
Теджу пришлось признать, что биомасса, которая составляла и приводила в движение островитянские субмарины, испускала известный запах с определенно гнилостным призвуком. Питательный раствор, что поделать.
Гэллоу сидел боком к контрольной панели перед Теджем и удерживал субмарину на поверхности. Рабочее пространство было куда больше, чем Тедж видел на островитянских субмаринах. Зато ему приходилось остерегаться твердых углов. Он уже набил целую коллекцию синяков о крышки люков, подлокотники сидений и дверные ручки.
По морю гуляла длинная волна, по островитянским меркам совсем небольшая. Подумаешь, плеснет малость о борт.
Едва они успели выбраться на эту, по выражению Гэллоу, «маленькую экскурсию», как Тедж начал подозревать, что находится в опасности — в крайней опасности. Он постоянно ощущал, что эти люди убьют его, если он им не подойдет. А по каким признакам определялось, подходит ли он, ему оставалось только гадать.
Гэллоу замышлял нечто вроде революции и свержения морянского правительства, это из его беспечной болтовни сразу стало ясно. «Наше Движение», как он это называл. Гэллоу и его «Зеленые Рвачи», и его Пусковая База номер один. «Все это мое», вот как он говорил. Это было настолько безошибочно ясным, что Тедж ощутил древний страх, ведомый тем, кто осмелился записывать исторические события в то самое время, когда они творятся. Опасная это работенка.
Гэллоу и его люди проявили себя как заговорщики, которые слишком много болтают в присутствии бывшего островитянина.
«Почему они это делают?»
Не потому ведь, что они всерьез считают Теджа одним из них — тысячи мелочей указывали, что это не так. И они недостаточно его знали, чтобы доверять ему, пусть он и был личным историком Гэллоу. В этом Тедж был уверен. Ответ для человека с образованием Теджа был очевиден — зная столько исторических прецедентов, имеешь, с чем сравнивать.
«Они это делают, чтобы заманить меня.»
Прочее было столь же очевидным. Если Тедж вовлечен в авантюру Гэллоу, чем бы она ни обернулась, он навечно останется человеком Гэллоу, поскольку больше ему податься некуда. Гэллоу и впрямь желал иметь у себя на службе пленного историка — а возможно, желал и большего. Он жаждал войти в историю на своих условиях. Он сам желал стать историей. Гэллоу дал это ясно понять, когда изучал Теджа — «лучшего островитянского историка».
Тедж понимал, каким видит его Гэллоу — молодым и лишенным практического опыта. Тем, кого можно сформировать. Опять же ужасающая притягательность его призыва…
— Мы — настоящие люди, — говорил Гэллоу.
Черта за чертой, он сравнивал облик Теджа с нормой.
— Вы — один из нас, — заключил он. — Вы не муть.
Один из нас. Эти слова обладали властью… особенно над островитянином… и особенно если заговор Гэллоу преуспеет.
«Но я писатель», напомнил себе Тедж. «А не романтический персонаж приключенческой книги». История научила его тому, как опасно для писателя путать себя со своими героями… или для историка — с теми, о ком он пишет.
Субмарина дернулась, и Тедж понял, что кто-то хлопнул крышкой верхнего люка.
— Ты уверен, что смог бы управлять субмариной? — спросил Гэллоу.
— Конечно. Предназначение приборов очевидно.
— Да неужто?
— Я наблюдал за вами. На островитянских субмаринах есть похожие приборы. И у меня рейтинг мастера, Гэллоу.
— ДжиЛаар, пожалуйста, — поправил Гэллоу. Он отстегнулся от рулевого кресла, встал и отошел в сторону. — Мы ведь товарищи, Кей. К товарищам обращаются по имени.
Повинуясь жесту Гэллоу, Тедж занял сидение и осмотрел панель управления. Он указывал на приборы поочередно, называя Гэллоу их функции: «Дифферент. Балласт. Дроссель. Топливный смеситель. Контроль конверсии водорода. Инжектор. Атмосферный контроль. Все эти цифры и деления говорят сами за себя. Еще?»
— Отлично, Кей, — ответил Гэллоу. — Ты еще большее сокровище, чем я надеялся. Пристегивайся. Теперь ты наш рулевой.
