Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по ночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валька сказала мне как-то ночью:
— Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не просто так сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, Бог то есть, в отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а с какой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог даст тебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строго следовать. Слышишь, Варвара?
— Слышу, — кивнула я. — У тебя диагноз какой? По секрету скажу: ты ему соответствуешь.
Однако думать о том, что Господь проявлял заботу и спасал меня, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не без ехидства:
— Если у Господа в отношении меня какие-то планы, почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психи не крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий. По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.
— Дура ты! — рассвирепела Валька. — Он посылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить Божью волю ох как непросто, и ты должна соответствовать.
— А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться эти испытания? — поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня подушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо:
— Если у тебя с Господом есть прямая связь, намекни ему, пожалуйста, что я не люблю ждать.
— Надо иметь терпение и быть внимательной, — поучала Валька. — Вот увидишь, знак будет.
Явились ли последующие события Божьим перстом — судить не берусь. Вот так запросто, чтобы я могла понять, Господь мне ничего не сказал, но далее начались вещи удивительные и даже странные. Как именно Господь беседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила Вальке, что все происходящее — не иначе как Божий промысел.
А начались чудеса утром в среду. Мы готовились к обходу, Валька рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я неожиданно для себя сказала:
— Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думай о чем-нибудь нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.
— Откуда ты знаешь, что я боюсь? — спросила она.
— От верблюда, — хмыкнула я.
Вместо того чтобы ответить что-нибудь заковыристое, Валька переместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и даже дико и ласковым голосом повторила:
— Откуда ты знаешь, что я боюсь уколов? Я тебе об этом не рассказывала.
— Слезь с моих ног, больно, ноги у меня многострадальные, и их жалко.
Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящего взора, и еще раз спросила:
— Как ты узнала?
— О Господи, — покачала я головой. — Догадалась, заметила, сообразила…
— Да? — Валька нахмурилась, подрыгала ногой, а потом сказала:
— А ты знаешь, как я пошла в первый класс?
— Как все, — разозлилась я.
— Понятно, как все. А что-нибудь такое со мной случилось?
Я немного подумала, пытаясь вспомнить.
— А… ты в лужу упала, возле самой школы. Был солнечный денек, дворник с утра полил цветочки, на асфальт натекла лужа, и ты в нее угодила животом. Мама сбегала домой и принесла форму твоей старшей сестры, которая училась во вторую смену, быстренько переодела тебя в туалете, а ты ревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.
В продолжение моей речи Валькины глаза разгорались все ярче, а улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.
— Ну и откуда ты это знаешь? — бодро поинтересовалась она.
— Ты и рассказала.
— Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А что ты еще про меня знаешь?
— Да все, — немного подумав, ответила я. — Это неудивительно. За месяц, который ты обретаешься по соседству, только и делаешь, что болтаешь.
— Память у меня хорошая, — хмыкнула Валька. — И про мой поход в школу я тебе точно не говорила… Да Бог с ним. Нужен пример, после которого у тебя глаза откроются.
— Какие глаза? — насторожилась я.
— Твои. Ты считаешь, что я сама все разболтала, а я знаю, что это не так. Необходим пример, который тебя убедит. О чем я точно никогда не говорю?
