Уже темно, когда Молли просит меня ехать помедленнее, потому что мы почти добрались до того места, где нужно сворачивать с дороги. За очередным поворотом мы это и делаем. Перед нами элегантный, пропорциональный дом в георгианском стиле, раза в три побольше, чем красная кирпичная коробка моей матери.
— Несколько меньше, чем я рассчитывал, — говорю я Молли.
— Так ведь это всего лишь строжка у ворот, — фыркает Руфус.
— Пошутить нельзя?
Мне кажется, я пошутил. Впрочем, я не уверен. Я становлюсь параноиком. Может быть, я и вправду деревенщина, выскочка, самозванец, персонаж мультфильмов про Бэтмена, каковым меня считают Руфус и Эдвард. Мне явно следует впредь вести себя осторожнее: никаких сомнительных замечаний и иронических высказываний, которые «полиция классов» может неправильно истолковать. С данного момента я действую так, будто для меня нет ничего более естественного, чем провести уикенд в огромном поместье, обнесенном милями величественных стен красного кирпича, в громадном доме среди ландшафтных парков, конюшен, пристроек, амбаров, заливных лугов, со своим озером, лесом и горой. Да, в имении Молли есть целая уэльская гора.
Итак, мы останавливаемся на неизбежно посыпанной гравием площадке перед неизбежно украшенной портиком входной дверью, и я задумываюсь: что теперь последует? Будем ждать слуг, которые внесут наши чемоданы? Или будет какое-нибудь построение ливрейной прислуги в честь приезда домой хозяйской дочери?
Я делаю вид, что ищу что-то в кармашке двери машины, и наблюдаю за действиями остальных.
Похоже, что принято открывать двери самостоятельно. Как и доставать чемоданы из багажника. И лично тащить их наверх.
— Путешествуешь налегке? — спрашивает Молли, когда мы проходим через неосвещенную переднюю, в которой не видно никаких слуг, направляясь к деревянной лестнице.
И правда: у меня оказывается больше багажа, чем у всех остальных, вместе взятых. С огромным трудом я затаскиваю его на три пролета лестницы в отведенную для меня комнату. Зато мои частые остановки на отдых дают мне возможность — после проверки, что за мной никто не следит — бесцеремонно разглядывать висящие на стенах картины. Часть из них — портреты предков, начиная с эпохи Питера Лели, по крайней мере половина остальных написана художниками, которых я видел только в музеях: Рубенс, Пуссен, парочка Каналетто.
Я нервно оборачиваюсь и вижу Молли, которая смотрит на меня сверху.
— Мне нравится твой… — я едва не произношу «Каналетто», но вовремя спохватываюсь: что, если правильно говорить «Каналетти»? — …дом.
— Мне тоже. Тебе на следующий этаж; повернешь налево, третья комната справа. Полотенца в ванной, запасные одеяла в шкафу. Обед через час — возражений нет?
— Нет. Э-э… — Она уходит. — Молли!
— Да?
Я понижаю голос:
— Как ты хочешь, чтобы мы оделись к обеду?
Молли пожимает плечами:
— Как тебе больше нравится.
— Все равно?
— Мы здесь не придерживаемся строгих формальностей. Никто не станет возражать, если ты наденешь черный галстук вместо белого.
Слава тебе, Господи, думаю я, выкладывая содержимое своего чемодана на кровать: один костюм для обеда, один строгий костюм, один твидовый костюм; три рубашки (вечерняя, одна в полоску, одна Viyella); четыре галстука; два свитера; запасные вельветовые брюки; пара бриджей для верховой езды; один спортивный костюм; одна футболка; один «барбур»; четыре пары нижнего белья, три пары носков; одна пара черных полуботинок на шнурках, одна пара коричневых уличных туфель; одна упаковка презервативов…
Слава Богу, слава Богу, я неплохо подготовился! Я отмечаю свое спасение от смерти в глазах общества тем, что лениво отмокаю в нелепой ванне соответствующих дому размеров, которую обнаружит в соседней комнате.
Она стоит на собачьих лапах величиной, подходящей датскому догу, а ручки кранов по величине соответствуют гребным винтам океанского лайнера. Вместо затычки какой-то лязгающий жезл внутри металлической трубы в духе Хита Робинсона. Темная полоска там, где эмаль вытерлась под действием долгие годы извергавшейся воды. Наполняется она целую вечность, гремя и содрогаясь, как паровой двигатель. Вода бурого цвета и пахнет ржавчиной. Но она горячая и в большом количестве, и мне нравится, как комната наполняется паром. Ну почему я не провел детство в доме, где такие замечательные ванны?
