Однако какая-то другая часть меня чувствует себя необычно далекой от него. Как будто он принадлежит другому миру — удовольствий, развлечений, праздников, вольности нравов, — от которого я теперь должен отказаться.
Все, что мы делаем вместе в эти последние часы, приобрело невыносимую мучительность: бокал особого орегонского пино нуар, которое Джексон припас для прощального вечера (я выпил бы больше, но нужно быть трезвым перед завтрашним днем); ужин приговоренного (безрадостная пицца); безразличный просмотр ТВ с перескакиванием между комедией («Вас уже обслужили?») и каналами новостей, чтобы быть в курсе последних событий (обстановка ухудшается).
Потом быстро наступает ночь.
* * *
Звонок в дверь раздается в четыре утра. Заснуть мне не удалось. Джексон высовывает голову из дверей, чтобы попрощаться, я крепко обнимаю его, бодро улыбаясь, и все — я уехал.
Водитель такси словно произносит текст из какого-то страшного фильма.
— Вам нужно в центр? — говорит он.
— Да, пожалуйста, — говорю я с некоторой тревогой. Разве его диспетчер не сказал ему, куда нужно ехать?
— Ты просто сумасшедший осел. Но это круто. Я тоже сумасшедший осел. Поэтому меня и послали.
Наша поездка не совсем соответствует тому, что мы ожидали. Автострады практически пусты. Никаких полицейских постов. Никаких шаек мародеров. Даже сгоревших машин нет. Если бы не битое стекло и не заколоченные окна, которые все чаще встречаются по мере приближения к центру, трудно было бы догадаться, что что-то неладно.
Потом я сделаю вывод, что это особенность общественных беспорядков. Ты можешь беспрепятственно переходить какую-то улицу. А через минуту тебя могут убить — этого едва не случилось с японским туристом, которого сильно избили несколько часов назад перед вполне безопасно выглядящим отелем, хотя и с заколоченными окнами, в который я собираюсь войти.
Водитель такси получает хорошие чаевые и крепкое рукопожатие.
— Удачи, — говорит он.
— Спасибо.
В этой гостинице, номер в которой мне заказали — одном из тех величественных корпоративных заведений, в которых останавливаются, только если ваша компания оплачивает пребывание, — поражает поведение персонала, будто не ведающего о происходящем. Не знаю, получили ли они на этот счет специальные указания, или в жилах корпоративной Америки течет не кровь, а холодная вода, или просто потому, что пять утра — не время для особой экспансивности. Но можно предположить, учитывая заколоченные окна на всем нижнем этаже, вооруженных охранников у входа, случай с японским туристом и близость к эпицентру одного из худших в истории США бунтов, что эта маска легко слетит.
Возьмем портье. Я бы очень не прочь, потому что, несмотря на свой строгий бесполый костюм гостиничного портье — или благодаря ему, — она выглядит совершенно соблазнительно. Надо полагать, что это стажер, иначе ее не поставили бы стоять «собаку». Что меня больше всего смущает в ней, так это ее блузка, шелковистая и кремовая, и из-за того, что или материя слишком тонкая, или она застегнула лишь одну пуговку, можно заметить белый бюстгальтер, который — не знаю почему, может быть из-за атмосферы подавленной истерии или варианта morituri salutant — действует на меня крайне эротичным образом.
Но она вовсе не излучает вокруг себя сексуальность, до этого далеко, она исключительно точно делает все положенное, берет мой паспорт, обращается ко мне «сэр» и «позвольте я узнаю, какой номер забронирован».
Она дает мне ключ, сделанный в виде электронной карты. Сообщает, что отель предоставляет сейчас пятнадцатипроцентную скидку. Но не говорит, по какой причине, не спрашивает, что происходит на улице, или не слышал ли я каких-нибудь новостей, или какого черта тебя сюда принесло, сумасшедшего и удивительного парня? Она просто благодарит меня за выбор гостиницы, которую я, конечно, не выбирал, — и в этот момент я почти готов сказать ей, что выбирал не я, а какая-то секретарша в «Дейли телеграф», и только потому, что вы рядом с Центральным Бунтом, потому что я репортер, ясно? Мне нужно сейчас идти туда, прямо сейчас, и рисковать своей жизнью, и пожелайте мне удачи, мне будет гораздо легче, если вы это сделаете, а еще лучше, если после работы мы с вам пойдем выпить, — вот и все. Вот так обстоит дело.
