Когда я появляюсь на работе, все спрашивают у меня, как прошел вечер, потому что я, конечно, хвастался о нем целую вечность.
— Замечательно, — отвечаю я подавленно.
— О чем вы говорили? Каков он вблизи? Давай выдай нам все сплетни.
— Ну, он такой же, как на экране. Может быть, немного выше.
— Ты провел вечер с Джулианом Трентом, и это все, что ты можешь рассказать?
— Что вы хотите от меня услышать? В основном мы выпивали.
— И он действительно такой?
— Какой такой?
— Ты же знаешь, что рассказывают о Джулиане Тренте.
— Положим, это не большой секрет.
— Все-таки деликатная тема.
— Я… — Хочется сказать, что мы там были с его сестрой, но вместо этого говорю: — Думайте что хотите. — Потому что пусть лучше думают, что у меня роман с Джулианом Трентом, чем узнают ужасную правду: меня отвергли из-за того, что я скучный.
Однако мрачные мысли не покидают меня. Работать оказывается совершенно невозможным. Не могу думать ни о чем, кроме своего крупного провала, потому что понял: Джулиан Трент — воплощение всего того, чем я больше всего хочу быть, поэтому, раз я ему не понравился, значит, у меня нет с ним ничего общего; значит, я не обладаю его достоинствами; значит, я полное ничтожество, у меня нет никаких надежд достичь своих целей и самое время сдаться.
— Ты хоть что-то в состоянии делать? — спрашивает Ротвейлер.
— Думаю, что нет.
— Да-а, если такие результаты дают обеды со знаменитостями, то это был последний раз, когда я спустил тебя с привязи.
— О, не беспокойся, — говорю я со злобой, — я думаю, этого больше не повторится.
Потом, уже дома, после нескольких крепких джинов с лаймом, я наконец-то чувствую в себе силы позвонить Кейт, чтобы услышать разбор прошедшего вечера. То, что она была настолько смущена, что не позвонила мне на работу, укрепляет худшие мои подозрения.
— Кейт, привет. Это я, Джош.
— Дорогой мой! У тебя ужасный голос.
— Немного мучает похмелье.
— Ох, меня тоже. Я только что встала. Но какой чудесный был вечер!
— Ты так думаешь?
— Да, а тебе так не показалось?
— Гм. Да. Да, конечно.
— И Джулиану тоже понравилось. Он прекрасно чувствовал себя. Никогда не видела его таким раскованным.
— Серьезно?
— Ты знаешь, эти вечные поклонники и прилипалы или соперничество и грызня, когда два-три известных человека собираются вместе. По-моему, для него было большим облегчением пообщаться с кем-то нормальным.
— Нормальным…
— По-моему, ему ужасно нравится твоя открытость и то, что ты не боишься показаться дураком.
— О, господи, что еще я там натворил?
— Успокойся. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Послушай, ты очень нравишься Джулиану. И мне тоже. Ужасно не хочется сейчас лезть в календарь, но позвони мне в конце недели, и мы спланируем еще один вечер в ближайшее время. Ты согласен?
Я кладу трубку. Если бы я уже не накачался к этому моменту, то, пожалуй, выпил бы в честь такого события. И даже сплясал бы джигу на ковре.
Я действительно нравлюсь Джулиану Тренту.
* * *
В самом деле? Вспоминая это время, я не могу припомнить ни одной секунды, когда я был абсолютно в этом уверен. Это неотъемлемая проблема дружбы со знаменитостями. Ваши отношения всегда неравные.
Можно говорить себе, что они нравятся вам как личности. Но невозможно избавиться от гнусного подозрения, что ты участвуешь в этом, только чтобы на тебя пал отблеск славы, обращения по имени, чтобы вечером тебя провели к лучшему столику и метрдотель искусно показал, что делает это в такой же мере для тебя, как и для знаменитости, с которой ты пришел.
А если у тебя и не возникнет такого подозрения, оно наверняка возникнет у твоего знаменитого друга. В конце концов, знаменитые люди инстинктивно сверхчувствительны и подозрительны. И как может быть иначе, если почти все, с кем ты встречаешься, либо горько завидуют, либо тошнотворно восхищаются, и всех интересует не то, кем ты являешься в действительности, а только твой образ?
Вот почему известные люди выходят компаниями. Благодаря этому они находятся в обществе людей с одинаковыми неврозами, не чувствующих неудобства из-за их славы, не собирающихся тут же выдать их тайны прессе. Потому что, в отличие от обычных смертных, эти люди все понимают.
