«В нерефлективном сознании мы "направлены" на объекты, мы "интендируем" их; и рефлексия открывает это как имманентный процесс, характерный для всякого переживания, хотя и в бесконечно разнообразной форме». То есть интенция есть творческий акт создания предмета, создание представления, а не простое восприятие внешне данного. И такой творческий акт, разумеется, обладает собственным вектором и имеет, как индивидуальную, так и общественно-историческую структуру; причём именно последняя является главной и фундирующей, так как изначально интенция – это напряжение Пневмы (или мирового духа), способное разрядиться в полагание предмета или представление:
«Осознавать нечто - не означает пустое обладание этим нечто в сознании. Всякий феномен имеет свою собственную интенциональную структуру, анализ которой показывает, что она есть постоянно расширяющаяся система индивидуально интенциональных и интенционально связанных компонентов». «Наблюдение за этим "потоком" различных явлений-аспектов и за способом их синтеза показывает, что каждая фаза и интервал есть уже в себе "сознание-о" чем-то…». «Любая реальность и мир в целом, который мы воспринимаем как существующий, существует, можно сказать, только в качестве содержания наших собственных представлений, как нечто высказанное в суждениях…».
Как отмечает, в связи с этим, Гуссерль, интенция древних греков, отличается, скажем, от нашей, – поэтому и мир, как представление древних греков, отличается от мира, как нашего представления. И Гуссерль предлагает предметом психологического опыта сделать не миро-представление, а миро-представляющего субъекта; но не как субъекта в его синтетической целостности, а частично, в аналитическом разложении, как пучок интенций, инвариантных относительно случайных индивидуаций:
«Универсальная задача феноменологической психологии состоит в систематическом изучении типов и форм интенциональных переживаний, а также в редукцииих структур к первичным интенциям…». Эта редукция, по мысли Гуссерля, заключается в эпохэ:
«Феноменолог, который хочет лишь фиксировать феномены и познавать исключительно свою собственную "жизнь", должен практиковать эпохэ. Он должен наложить запрет на любую обычную объективную "позицию" и отказаться от любого суждения, касающегося объективного мира…». «Наше универсальное эпохэ заключает, как мы говорим, мир в скобки, исключает мир (который просто здесь есть), из поля субъекта…».
Итак, «Феноменологическая редукция к феноменам, к чисто психическому требует двух уровней. Первый - систематическое и радикальное эпохэ всякой объективирующей "позиции" в переживании…». «Второй - максимально полная фиксация, постижение и описание тех многообразных "явлений", которые уже не суть "объекты", но "единицы" "смысла"…».
Смысла? Что это значит? Гуссерль говорит, что в результате универсального эпохэ вместо объективного мира является «так-то и так-то переживаемый-воспринимаемый-вспоминаемый-выражаемый в суждении-мыслимый-оцениваемый и пр. мир как таковой, "заключенный в скобки" мир: является не мир или часть его, но "смысл" мира».
Использование понятия «смысл» может означать только одно – весь объективируемый «мир» прочитывается как развёрнутое высказывание представляющего субъекта о себе и своём, и смысл этого высказывания есть его (субъекта) первичная интенция. Например, мы видим мир, наполненный грехом, неправдой, разрушением, войнами и катастрофами, и понимаем, что смысл этого видения – приближающийся конец света. И отсюда делаем заключение, что первичная интенция индивида, создающего такую объективацию, есть вера в близкое светопреставление и ожидание такового, – вот смысл апокалиптичного мира пророка; и он же – его интенция, или напряжение духовного поля, разряжающегося в апокалиптичное мировидение.
Всё это прекрасно. Но способно ли идти дальше герменевтического подхода в изучении тех или иных свидетельств? Разумеется, мы способны понять, что боги и демоны, горгоны и химеры древних греков суть их представления, рождённые определённой интенцией, и не обладающие безусловным бытием. Но способны ли мы провести такую же редукцию внутри самих себя? Как можем мы заключить в скобки мир, рождённый нашей безусловной верой в науку или в учение Маркса, например? Как мы можем разделиться в себе иначе, как приняв другую (антимарксистскую) веру, которая, в свою очередь породит другую некритичную объективацию? Да, мы будем понимать первичную интенцию марксиста – зависть, но будем ли при этом понимать самих себя? Ответ на этот вопрос есть ответ на вопрос, возможна ли вообще
