Думая, что его никто не видит, Майлз стоял в коридоре, все так же прислонившись спиной к стене, закрыв глаза, и жадно ловил каждое слово.
Возможно, сегодня она наберется смелости и пригласит его присоединиться к ним послушать чудесное чтение Элисон. Но осмелится ли она?
Оливия поставила чашку и встала с кресла, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить чтения и не спугнуть тайного слушателя.
Она коснулась его руки. Его глаза медленно открылись.
– Майлз, – прошептала она. – Ты прячешься здесь во время чтения Элисон каждый день вот уже две недели. Ты не присоединишься к нам?
– Скажи, для чего?
– Ради удовольствия. И ради нее. Разве не ты говорил мне, когда привез в Брайтуайт, что твоим самым заветным желанием было сидеть рядом с матерью и слушать, как она читает тебе? Так слушай же теперь. Болезнь дает ей возможность наверстать те потерянные часы с тобой. Неужели твое сердце не позволит ей этого?
Она ждала, затаив дыхание.
Наконец Майлз выпрямился, и, продолжая держаться за руки, они вошли в комнату, в которой звучали стихи Байрона.
Тоненькая нить мира, протянувшаяся между Майлзом и его матерью, становилась все крепче. Оливии казалось, что ее отношения с мужем с каждым днем тоже все больше и больше улучшаются. Они часами просиживали в кабинете и обсуждали дела. К взаимному согласию, они разделили обязанности, связанные с рудничным делом. Ремонтные работы в шахтах шли достаточно гладко. Началась разработка новых шурфов, и боевой дух шахтеров заметно возрос. Сам Брайтуайт сиял как начищенный медный таз. И все, кто в нем обитал, тоже.
Когда приближался вечер и обсуждение дел на рудниках сокращалось до отдельных незначительных замечаний и уже почти нечего было говорить о доме, воцарялось напряженное молчание.
Много раз Оливия замечала, что муж наблюдает за ней как бы издалека взглядом крайне напряженным, почти отчаянным... или, быть может, это ей лишь казалось. Ночами она порой слышала, как он бродит по дому до рассвета, иногда подходя к двери смежной спальни и пробуя открыть ее. Но дверь была всегда заперта.
Часто, лежа в постели в темноте, вспоминая тот странный и восхитительный случай в бассейне, Оливия хотела отпереть дверь.
Но это, разумеется, было невозможно. Она по-прежнему не решила, как преодолеть свою главную проблему. Поскольку Майлз – человек, который превыше всего ценит искренность, она боялась, что история появления на свет Брайана разлучит их навсегда. Мысли об этом лишали ее сна.
Однажды, после одной из таких бессонных ночей, Оливия проснулась очень рано. Рассвет едва пробивался сквозь портьеры и заливал комнату тусклым светом. Оливия оделась и устало направилась в кабинет. Надо будет разобрать почту, обсудить с Жаком меню на неделю и попробовать еще раз установить контакт с Эмили, хотя не вполне понятно зачем. Ее последние три письма вернулись нераспечатанными.
Оливия остановилась как вкопанная в дверях, увидев Майлза, который, присев на край стола, отхлебывал из чашки горячий кофе.
– Доброе утро, – угрюмо приветствовал он ее.
– Вот так сюрприз, – ответила она.
– В самом деле? Это почему же?
– Я не знала, что ты так рано встаешь.
– Я поднимаюсь рано каждое утро. Ты просто не замечаешь. Хочешь кофе?
Оливия согласно кивнула и вошла в комнату.
Майлз налил и подал ей чашку. Оливия села за стол. Достав из кармана юбки очки, Оливия нацепила их на нос и с недоумением оглядела чистую поверхность стола.
– Я вижу, что книги исчезли, – заметила она.
– Верно, – подтвердил он.
Несмотря на всю ее решимость, она не могла оторвать глаз от его лица. За последние солнечные дни оно еще сильнее загорело. Теперь он стал похож на цыгана – смуглый, с вьющимися, длинными черными волосами.
– Ты знаешь, где они? – Спросила Оливия.
– Я их убрал. – Сунув руку в карман, он достал ключ. – Запер в надежном месте на некоторое время.
– Но зачем?
– Чтобы тебе проводить больше времени с семьей. Нахмурившись, Оливия изо всех сил попыталась не обращать внимание на то огромное удовольствие, которое она испытывала, обнаружив себя центром внимания своего мужа.
– Вы намекаете, сэр, что я провожу недостаточно времени со своей семьей?
