– А этот отвратительный верховой костюм, который сейчас на тебе! Где, скажи на милость, ты его откопала?
– Он когда-то был твоим. Если не ошибаюсь, этот костюм ты потребовала, когда мы были в Венеции, но так ни разу и не надела его. Он стоил папе целое состояние, насколько я помню. Кто-то же должен был им воспользоваться.
Эмили встала с кресла и на секунду оперлась о его подлокотник, приложив платок к щеке, затем продолжила более усталым голосом:
– Я пришла сюда не для того, чтобы обменяться с тобой оскорблениями, сестра.
– Разве? Тогда зачем ты приехала, Эмили? Ее сестра сделала глубокий вдох.
– Я скучаю по тем дням, когда мы были друзьями.
– Друзьями? – Оливия про себя рассмеялась и сказала мягче:
– А мы были друзьями, Эмили?
Эмили бросила нетерпеливый взгляд на дверь.
– Где эта чертова горничная с чаем и гренками? Ей-богу, сегодня ужасно трудно найти хороших слуг. Все мало-мальски приличные слуги бегут в Лондон, где, говорят, жалование выше.
– Я так понимаю, что у тебя неприятности со слугами.
– Болваны. Они постоянно обманывают меня. Ты их ужасно избаловала, Оливия.
– Я всего лишь благоразумно обращалась с ними. Ты тоже можешь попробовать.
Отмахнувшись от замечания, Эмили прошлась по комнате, шурша юбками.
– Ты совсем несчастлива, правда, Оли? – заявила она.
– Почему ты спрашиваешь?
Эмили повернулась. Щеки ее были бледны, глаза напоминали голубые замерзшие озера.
– Ты жалеешь о своем решении?
– В мире все зависит от наших решений.
– Ну же, Оливия, мы обе знаем, что и ты и я сделали в жизни выбор, который повлияет на всю нашу дальнейшую жизнь.
– Прекрасно, Эми. Да. Думаю, пока мы живем и дышим, мы будем принимать решения, о которых когда-нибудь пожалеем. Почему ты спрашиваешь? Что-то не так? Что-нибудь случилось?
Выдавив неуверенную улыбку, Эмили подбежала к Оливии и, опустившись на колено, взяла руку сестры и прижала ее к своей холодной щеке.
– Эмили. – Оливия коснулась гладкого лица девушки. – Случилось что-то ужасное, да? Что?
– Помнишь время, когда мы с тобой болтали долгие часы напролет? Ты всегда помогала мне, поддерживала меня. Всегда! Какую бы глупость я ни вытворила, ты всегда оправдывала меня, ободряла, защищала. Я скучаю по тем дням, когда мы доверялись друг другу. А ты?
– Конечно. – Оливия улыбнулась и приподняла согнутым пальцем маленький подбородок сестры. – Только сегодня утром я думала, как здорово было бы снова иметь рядом кого-то, с кем можно было бы поговорить, доверить свои секреты.
– Ты так же одинока, как и я, Оли? Она кивнула.
– И пошла бы на все – на все, что угодно, – лишь бы покончить с этим ужасным одиночеством, если б могла?
– В пределах разумного. Эмили... что случилось. Что ты сделала?
В этот момент вошла Салли с подносом, уставленным чайными приборами и тарелкой с гренками. С одной стороны примостилась маленькая баночка лимонного желе. Сев в свое кресло, Эмили бросила раздраженный взгляд на баночку и сдвинула брови.
– Я просила мармелад, а ты принесла мне желе, недотепа. Я не буду его есть. Унеси обратно.
Салли вытаращила глаза.
– И корочки с гренок не обрезаны.
Отпустив служанку кивком головы, Оливия протянула руку к гренке.
– Желе тебе понравится, а корочку я тебе обрежу. Не стоит вымещать свою злость на слугах.
– Фи! Ты обращаешься с ними, как с ровней. Это так неприлично, Оливия.
Выхватив гренку из руки сестры, Эмили намазала желе на хлеб. Затем насыпала щедрую порцию сахара в чай и плеснула туда молока, после чего залпом выпила все это, обжигая рот. Закрыв глаза, девушка расслабилась и откинулась на кресле, прижав платочек к губам.
– Не сердись, – сказала она наконец. – Последние дни я просто не в состоянии сдерживать свои эмоции. Я извинюсь перед тобой, если хочешь.
– Никогда не слышала, чтобы ты перед кем-то извинялась, – ответила Оливия, размешивая сахар в своей чашке.
Сделав глубокий вдох, Эмили прикрыла глаза, давая Оливии возможность сделать глоток чая и обрезать гренку треугольником. Когда она подняла глаза, то обнаружила, что сестра разглядывает ее с каким-то странным выражением.
– Как Майлз? – поинтересовалась Эмили.
– Думаю, хорошо.
