– Полагаю, сейчас каждый из нас должен принять решение относительно нашего будущего, – сказала она.
– Действительно.
– Вы продаете рудник Либински или идете на риск, что я не соглашусь финансировать восстановление шахт.
– Да.
Она смотрела на него и ждала, расправив плечи и сцепив руки перед собой. Секунда шла за секундой, а голоса за окном становились все громче и нетерпеливее. Майлз подумал, что из Оливии вышел бы отменный карточный игрок. Большинство женщин на ее месте были бы сейчас слишком нервозны, особенно в ее положении, когда будущее ее и ее сына зависело от его решения, что для него важнее, чем рудники: свобода или брак с ней. Вчера она была абсолютно права: женившись на ней, он продал свою душу. Продав рудники, продаст свои мечты. Какое же из двух унижений меньше?
– Я не продаю шахты, – тихо вымолвил он. Оливия и глазом не моргнула.
– Я сказал... – Майлз отвернулся от Оливии. – Я не продаю шахты. Я добьюсь успеха с твоей помощью или без нее.
Какое-то время Оливия помолчала, потом спокойно сказала:
– Согласна, сэр. Рудники будут по-прежнему работать...
Майлз нахмурился, когда она подошла к нему и встретилась с ним взглядом своих больших зеленых глаз.
– Рудники будут по-прежнему работать, – повторила она, – и вам будут предоставлены любые необходимые средства для ремонта и усовершенствования шахт. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам.
– При условии, что будешь распоряжаться...
– Нет. Пожалуй, мы просто будем рассматривать мою финансовую помощь как... заем. Когда вы найдете новую рудную жилу, надеюсь получить свои деньги обратно с выгодой.
– Ты можешь все потерять, Оливия. Она пожала плечами.
– Или очень много выиграть. Жизнь – это всегда игра, не так ли, супруг? Фокус в том, чтобы твердо верить, что все обернется к лучшему. Без надежды и веры в свои мечты какое унылое существование мы все влачили бы.
Несколько неуверенно Оливия положила ладонь ему на руку и улыбнулась в его напряженные, настороженные глаза. Отражение каких чувств она увидела там?
– Ваши работники ждут, сэр.
– Ты, конечно, пойдешь со мной.
– Думаю, нет. Я уверена, что вы можете прекрасно справиться с ситуацией. Просто сообщите им, что будут предоставлены все необходимые средства для восстановления и усовершенствования шахт. Пожалуй, стоит также сказать им, что с сегодняшнего дня их заработная плата увеличивается. Поторопитесь, сэр. Я подожду их ответа здесь.
* * *
К вечеру на горизонте наконец показался Брайтуайт. Всю дорогу от Ганнерсайда моросил дождь. Лошадь Майлза захромала, и последние пять миль до дома пришлось ехать шагом.
Сразу за Миддлхэмом они распрощались с Дэмиеном и оставшиеся несколько миль до Брайтуайта ехали в молчании. Она так и не набралась смелости рассказать ему о ремонте дома, который она сделала в его отсутствие. Со времени их неловкой встречи нынешним утром отношения оставались натянутыми.
Они остановились у парадной двери. Майлз поймал поводья Жермины и взглянул на Оливию. От сильной влажности его черные волосы превратились в сотни мокрых колечек. Стиснув челюсти, чтобы сдержать раздражение, он встал рядом, обхватил ее руками за талию и снял с седла, резко поставив на землю.
В тот же миг дверь распахнулась, разливая свет по ступенькам, тепло окатило их приветливой волной. Высокий, худой незнакомец появился на пороге, одетый в черный костюм и белоснежную рубашку, редеющие седые волосы были зачесаны назад. Он оглядел Майлза поверх своего внушительного, крючковатого носа.
– Господи боже, – пробормотал Майлз, затем поднялся но ступенькам, оказавшись лицом к лицу с мужчиной.
– Кто вы, черт возьми? – возмутился Майлз.
– Дворецкий, конечно. А кто, позвольте узнать, вы будете?
Майлз медленно повернулся и уставился на Оливию, которая выглядывала из-за лошадиной морды. Он поманил ее пальцем. Она покачала головой.
– Иди сюда, – приказал он.
– Мадам Уорвик! – послышался возглас из дома. Майлз отошел в сторону, когда Жак Дюбуа выскочил в двери в поварском колпаке и одежде, пахнущей свежевыпеченным хлебом. – Мадам Уорвик, какое удовольствие вновь видеть вас дома.
Оливия закусила губу, видя, как недоуменное выражение лица Майлза сменилось на ошеломленное. Жак поцеловал ей руку, затем галантно помог подняться по ступенькам.