Ты, должно быть, свихнулся от одиночества, старина, подумал он. Наверняка он выдумал и преувеличил ее податливость. Хотя, с другой стороны, учитывая ее прошлое, чему тут удивляться?
Сдвинув брови и снова задумавшись о сыне Оливии, Майлз допил остатки вина и поставил кубок на стол с разбросанными на нем игральными картами. Будь Оливия просто невзрачной старой девой, стремящейся выйти замуж единственно ради того, чтоб не увянуть, как какой-нибудь пустоцвет, тогда он бы еще мог подумать о женитьбе, хорошо понимая, что это будет исключительно брак по расчету: каждый из супругов волен жить своей жизнью и при этом не зависеть от партнера и иметь любовников, если пожелает.
Но ребенок – это такая огромная ответственность... и неприятное напоминание о грязном прошлом его матери.
Хотя мальчик не виноват в неблагоразумии своей матери... как не виноват был сам Майлз.
Он оделся к чаю. Как всегда. Привычки трудно ломать, а кроме того, больше нечего было делать. Он думал поехать к Дэмиену и дать гостям брата свеженький повод для сплетен, но после падения в яму все тело ныло.
Спустившись в кабинет, Майлз расхаживал по комнате без какой-то определенной цели, затем бросил в огонь подлокотник от кресла французской работы семнадцатого столетия и стал смотреть, как искры взлетают в дымоход. Потом, сев за стол, стал просматривать пачки корреспонденции, большинство из которой лежало здесь уже недели, а то и месяцы. Несколько писем было из Ганнер-сайда с жалобами на условия труда шахтеров; ничего нового, все те же старые угрозы забастовки, требования увеличить зарплату и перечисление факторов, делающих работу в шахтах опасными.
Также было письмо от Джозефа Либински, которое он швырнул в мусорную корзину, даже не распечатав. Майлз не собирается продавать рудники, пока не удостоверится на все сто процентов, что эти чертовы копи отработаны до дна.
Ослабив узел галстука, Майлз бегло просмотрел с дюжину писем, содержащих требования от кредиторов, которые пролежали неделями, и собрался уже было отправить их вслед за посланием Либински, когда простой и краткий обратный адрес на конверте, затерянном среди других, привлек его внимание.
«Дж. Р. Мэттьюз Лондон. Англия».
Майлз прикрыл глаза. Сколько же это письмо пролежало здесь?
Он сломал печать и открыл конверт, стараясь успокоить дыхание и сожалея о том, что бросил ножку кресла в огонь.
Воздух в комнате стал невыносимо душным.
«Любезный мистер Уорвик! Как вы помните из предыдущей корреспонденции, существует проблема денежной задолженности...»
Майлз потер глаза и долго глядел в потолок, прежде чем продолжить чтение.
«Таким образом к нашему глубочайшему сожалению мы вынуждены прервать связь...»
Черт. О, черт.
«Если это ведомство не получит от вас сообщений по поводу денежной задолженности до первого ноября, можете ожидать моих коллег и их подопечную в Брайтуайте не позднее 15 ноября. С глубочайшими и искренними извинениями за возможно причиненное вам неудобство...»
* * *
Оливия уснула в очках. Она не собиралась спать, но напряжение трудного дня выбило ее из колеи.
То погружаясь в дремоту, то выплывая из нее, стараясь позабыть прошедшие часы, особенно тот момент на верху лестницы, когда она взглянула вниз и увидела Майлза и Эмили, стоящих друг перед другом и переговаривающихся горячим шепотом.
– Оливия! Оливия, проснись!
Оливия с усилием открыла глаза. Но за исключением горящей лампы, стоящей на дальнем столе, комната была темна.
Очки соскользнули с носа и болтались на одной дужке. Поправив их, она попыталась сосредоточиться на силуэте, маячившем перед ней в полумраке.
Эмили? Привстав на локтях, Оливия вгляделась во встревоженные черты лица сестры, мгновенно запаниковав.
– О Боже, что-то с Брайаном, да? Что-то с...
– Он вернулся, Оливия. -Кто?
– Майлз. Вот уже два часа он торчит у папы в кабинете.
Оливия попыталась стряхнуть с себя сонное замешательство.
– Чего он хочет?
Стиснув кулаки и выкатив глаза, Эмили закричала:
– Чего, по-твоему он хочет, идиотка? Тебя! Испытав вначале шок, потом раздражение, Оливия откинула одеяло и спустила ноги с кровати.
