И как же он рассердился, когда, войдя однажды в комнату, увидел рядом с королевой, сидящей за письменным столом, баронессу, держащую в руках какие-то бумаги; они, очевидно, обсуждали их.
Выходит… баронессе позволено знать то, к чему его самого не допускают!
Он повернулся и вышел из комнаты.
— Это Альберт? — спросила Виктория.
Лецен кивнула.
— А почему он ушел?
— Он, смею сказать, хотел видеть вас одну.
— Но я и есть одна. Вы не в счет, дорогая Дейзи, то есть вы значите так много… ну, вы понимаете, о чем я.
Да, сказала Дейзи, она прекрасно понимает, что ее дорогая госпожа имеет в виду, и этим счастлива.
— Я слышала, — сказала Виктория со смехом, — как вы вчера рассказывали за ужином своему соседу по столу, насколько я совершенна.
— Я не сказала ничего, кроме правды, — твердо ответила Лецен.
— Альберт считает, что я несколько фривольна, — сказала королева.
Лецен покраснела от негодования.
— Да что вы!
— Дорогая Дейзи, не сердитесь на моего милого Альберта. Если он и порицает меня, то ради моего же блага.
— Если бы было, за что порицать… но ведь абсолютно не за что.
— Ах, полно, Лецен, вы ведь и сами меня порой порицаете.
— А больше никому не позволю.
Виктория засмеялась и порывисто обняла баронессу.
— Дорогая, дорогая Дейзи, как мне повезло, что и вы, и Альберт так меня любите.
— Никто на свете не любит вас так, как я, — заявила Лецен.
Виктория услышала в этих ее словах неприязнь к Альберту, чего, конечно же, нельзя поощрять… но, разумеется, дражайшая Лецен сказала так лишь из чрезмерной преданности.
Несколько дней спустя Альберт заявил, что он поражен тем, как управляют ее двором: слишком уж много излишеств он обнаружил.
— Излишеств? Что вы имеете в виду, дорогой Альберт?
— Несколько людей выполняют одну и ту же работу.
— О, этим занимается Лецен. Она присматривает за всем.
— Не очень похоже, чтобы она присматривала слишком усердно.
— Мой дорогой Альберт, вы такой хороший. Не далее как сегодня я с радостью говорила моей милой Лецен, как мне повезло. Но, пожалуйста, не вмешивайтесь в ее дела. Она может расстроиться.
— Но, моя дорогая Виктория, я бы с удовольствием взял на себя кое-какие дела во дворце. У меня бы появилось хоть какое-нибудь занятие.
— Мой дорогой энергичный Альберт, пожалуйста, делайте что только пожелаете, но не трогайте ее владений. Она обидится. Я запрещаю вам это делать.
Она говорила шутливо, но тем не менее твердо.
Итак, знай, сверчок, свой шесток. Он начинал понимать, что его обязанность — быть под рукой у королевы, когда бы она того ни пожелала, играть роль идеального мужа и обеспечить появление на свет наследника престола.
Он оставил ее и закрылся у себя в комнате, чтобы написать письма друзьям, которые, как и дядя Леопольд, могли понять его чувства.
«Я муж, — грустно писал он, — но отнюдь не хозяин дома».
Менее чем через две недели после свадьбы сына герцог собрался в дорогу.
— Ты теперь устроился, сынок, — сказал он, — а мне надо управлять своими владениями. Не горюй, все образуется, только будь осторожен. Твоему брату пока нет нужды ехать. Он может остаться еще на месяц, а то и два. А к тому времени ты уже почувствуешь себя здесь как дома.
— Боюсь, что этого никогда не будет, — с грустью сказал Альберт.
— Полно! Здесь прекрасная природа, климат очень похож на наш. И думай о своем положении здесь.
— Я и так думаю, — меланхолично ответил Альберт.
— Тебе будет помогать Штокмар. Ему ты вполне можешь доверять.
О да, Штокмару он доверял; но тот ведь тоже иностранец, и куда им двоим против королевы и лорда Мельбурна, которые, похоже, твердо решили держать его подальше от государственных дел.
Он чувствовал, что не может открыть отцу свою душу. Он восхищался им и уважал его. Он знал, конечно, что в жизни отца было много увлечений, но причиной тому, как он думал, стал несчастный брак. Плотскому искушению поддаться легче всего, думал он и потому не осуждал отца за прошлые излишества. Женщины искушали его. Но сам он, он в это верил, будет избегать подобных искушений. Он будет избегать всех женщин, кроме своей жены. Эти надутые англичане считали его толстокожим. Пусть их. Но что касается женщин, тут уж его никто не сможет упрекнуть.
