Запирать двери и заколачивать ставни? Забудь об этом, не поможет. Здесь нужны крайние меры».
Сосредоточившись, Джули смела траву с газона, как медсестра, бреющая пациента перед трепанацией черепа. Мертвые живые отпрянули, охваченные благоговейным трепетом. Повинуясь божественной воле, поднялся дерн, земля всколыхнулась, забурлил песок, камни выворачивались из земли, словно метеориты в обратной съемке. Мертвые живые бросились врассыпную. Любое божество должно быть неприступным Островом, пришла к выводу Джули, и «Око Ангела» оторвалось от материка. Как мать, так и дочь: уйти, отстраниться, не вступать в контакт.
Воды Атлантики устремились в расселину. Три настойчивых хлопка в ладоши — и океан, окружавший маяк, превратился в кислоту, подобно тому, как совсем недавно керосин неоапокалиптиков стал безобидным молоком. Причем это была не обычная кислота, не соляная и не серная — это был желудочный сок первородного козлища, дымящийся и бурлящий. Он мог прожечь днище любого посмевшего вторгнуться в залив судна. Самое подходящее средство, если нужно вытравить море с поверхности планеты или убрать с материка горную цепь. Была вода — стала кислота. Баловство, элементарная алхимия.
Джули вернулась к фонарю. Как же она одинока. Ее одиночество было настолько ощутимо, осязаемо, что казалось, она может измерить его точку кипения, удельный вес. Джорджина ее ненавидела, Феба бросила, Бикс оказался предателем, Мелани отправилась в Голливуд делать состояние, а папа разделился между десятком замороженных пробирок и урной, похороненной на дне океана. Одна на всем белом свете.
Низкое глухое шипение донеслось из фонаря. Бестелесный потусторонний голос зарокотал в его медном чреве:
— Позволь сделать тебе предложение.
— Что?
— Предложение.
— Кто это?
— Один твой старый знакомый. — Из лишенного фитиля ока выполз обитатель фонаря, отвратный красный Змий с ядовитыми мешками по обе стороны пасти. И от этого странного существа пахло медом и апельсинами. — Толпа заполучила тебя, дитя. Твоя тайна раскрыта. Обратно в бутылку не спрячешься.
— Я столького лишилась, — призналась Джули Змию. — Мой приход, друзья…
— Ровно через сутки «Боль» отчаливает. — Эндрю Вайверн сполз вниз и теперь медленно, завораживающе медленно извивался по полу. — Приглашаю тебя в путешествие, детка. Лучше быть полноправным обитателем ада, чем рабом в Нью-Джерси.
Джули нахмурилась, шрамик на лбу изогнулся. «Отправиться в путешествие? Покинуть реальный мир?» — Она раздумывала над предложением.
— Ад — это так далеко, мистер Вайверн.
— Поверь мне, человек твоего положения будет там на самом высоком счету. Ты получишь все удобства. В аду можно встретить самых талантливых поваров и виноделов, когда-либо живших на свете. Наши массажисты знают самые сокровенные тайны плоти.
Свобода… Но нет, какие бы на то ни были причины, мать послала ее в Атлантик-Сити.
— Я не могу.
— Естественно, ты будешь принята незамедлительно. Для тебя никакой очереди.
— У вас еще и очередь есть?
— Ну конечно, есть. Не верь всему, что рассказывают об аде. В следующий раз, столкнувшись с какой-нибудь антиадской пропагандой, подумай над тем, кто в ней заинтересован.
— Вы обрекаете людей на вечные муки, — возразила Джули.
— Просто потому, что это наша работа. И помни, мы наказываем только виновных, что ставит нас на ступеньку выше большинства других инстанций. — Змий зашипел, как бикфордов шнур. — Двадцать четыре часа. Последний поезд отправляется ровно через сутки. Идем с нами. Здесь тебе больше нечего делать.
Поверить Дьяволу — но это же безумие!
— Вы хотите сказать, я выполнила свое предназначение?
— Ты опубликовала свое Откровение. Загасила пожар. Самое время опустить занавес.
— Будем объективны, мистер Вайверн, чтобы жить дальше обычной жизнью, мне вовсе не обязательно прощаться с реальным миром. Я могла бы поехать, скажем, в Калифорнию.
— В Калифорнии тебя в два счета выследят. В течение одиннадцати месяцев твоя фотография печаталась в каждом выпуске «Луны».
— Я могу изменить лицо.
— Но не гены. До тех пор, пока ты остаешься на земле, твоя божественность будет сочиться из тебя наружу. Рано или поздно маска спадет, и тогда…