И в самом деле, в течение последующих месяцев ничего, пусть даже отдаленно противоречащего законам природы, в юго-восточном Нью-Джерси не произошло.
Как и большинство представителей его рода, кот Спиноза любил похвастаться своей охотничьей доблестью. («Ты ведь гордишься мной, хозяин, разве не здорово возглавлять в этом доме пищевую программу?») Но если коты, жившие в глубине континента, охотились на мышей и белок, Спиноза специализировался на морских жителях. Джули уже было четыре года, когда одним морозным февральским днем кот ввалился в дом с добычей в зубах.
— Что это? — встрепенулась девочка.
— Краб, — объяснил Мюррей. — Дохлый.
Спиноза поднес добычу к каминной решетке, словно собираясь поджарить краба, потом бросил его на пол, перевернув кверху брюшком.
— Но он такой славный…
Придерживая краба лапой, Спиноза принялся грызть клешню.
— Пошел вон! — прикрикнул на кота Мюррей, и тот серой тенью метнулся прочь, оставив бездыханную жертву поджариваться у огня.
Еще минуту назад всецело поглощенная цветными карандашами Джули подбежала к камину.
— Я не хочу, чтобы крабик был мертвым.
— Мне очень жаль, солнышко.
Она ткнула краба в брюшко желтым карандашом.
— Немедленно оставь его в покое, — строго приказал Мюррей.
Девочка снова ткнула краба карандашом, на этот раз зеленым.
— Бедный мистер Краб. — Теперь красным.
— Оставь его в покое!
И тут у краба дернулась одна клешня, словно тростник на ветру. Весело хохоча, Джули пощекотала бедное существо фиолетовым карандашом. И вскоре все восемь крошечных ножек двигались, неуклюже загребая воздух.
— Это нехорошо, Джули, прекрати!
Но краб уже перевернулся на брюшко: кувыркнулся, опершись большой клешней об пол. Что-то заставило Мюррея обернуться. Спиноза прижался к земле, готовый броситься на жертву. Мюррей подхватил кота на руки, едва удерживая маленького хищника, возмущенно шипевшего ему в свитер.
С невероятной скоростью краб бросился наутек. Джули едва успела открыть перед ним дверь, как он тут же плюхнулся на крыльцо. Спиноза не переставал разъяренно мяукать, возмущенный внезапным нарушением естественного порядка.
— Джули, я с тобой с ума сойду!
Вот уж точно. Торжественная процессия — краб, маленькая девочка и мужчина с котом на руках — прошествовала по молу. Забравшись на высокий валун, краб оттолкнулся всеми восемью ногами и прыгнул в воду.
— Не смей больше этого делать! — возопил Мюррей. Спиноза наконец вырвался, убежал к воде и принялся расхаживать по берегу, отчаянно мяукая. — Слышишь?! — «Тогда Ирод послал избить всех младенцев…» А эта маленькая мерзавка просто сияет, довольная и самоуверенная. — Не смей!
Она подошла, и он ударил ее.
И оба застыли в ужасе от происшедшего. Мюррей никогда раньше не бил ее, это была первая пощечина. Кожа быстро краснела, во всю щеку разливалось пятно, словно пролитый томатный сок.
Секундная пауза. И тут же — пронзительный визг:
— Ты меня ударил! Ударил!
— Не смей больше вытворять этих… этого. Впредь никакого хождения по воде, никаких алфавитов из светлячков, ничего. Они же только и ждут от тебя чего-нибудь такого, ждут, понимаешь?
— За что ты меня ударил?! — Слезы заливали обе ее щеки.
— Они же тебя заберут.
— Кто — они?
— Они.
— Заберут? — Джули потерла щеку, словно баюкая разболевшийся зуб. — Заберут меня?
Мюррей подался вперед, как бы подставляясь для ответного удара. Девочка обрушила ему на грудь свои кулачки и в следующую секунду, словно сменив па в танце, уже сопела, уткнувшись носом в его свитер. Мюррей крепко обнял дочь.
— Что, зверушки должны оставаться мертвыми? — раздался приглушенный голосок.
— Угу.
— У других детей есть мамы…
Он млел от восторга, слушая, как колотится ее сердечко.
— Я тебе за маму.
— Моя мама — Боженька.
— Что ты такое говоришь, Джули?
— Я знаю. — В бирюзовых глазах Джули все еще блестели слезы.
— Это тетя Джорджина сказала тебе?
— Нет.
— Скажи честно, Джорджина, да?
— Нет.
— А откуда ты знаешь, что твоя мама Боженька?
— Знаю, и все.
Мюррей отстранил от себя дочь и посмотрел ей в глаза.
— И что, Боженька… приходит к тебе?
— Она даже не говорит со мной. Я слушаю, слушаю… Хоть бы словечко шепнула. Так нечестно!
