Оставшись одна, Кэт медленно начала готовить ужин в углу первой комнаты, которую она выбрала для себя. Комната Роберта отделялась простой занавеской. Раскладывая в хижине вещи, Кэт с беспокойством разглядывала эту хилую перегородку. Вначале занавеска показалась ей вполне надежной, уж во всяком случае, ее не сравнить с шалашом на первом острове!
«Утром, днем и ночью», — сказал он. Нетрудно было догадаться, что Роберт имел в виду.
Руки Кэт дрожали, когда она готовила фасоль, купленную у местных жителей. Ее разум твердил, что Роберт Мэйфилд ей не нужен, более того, он — ее враг, но у здравого смысла был серьезный противник — чувства. След Роберта в ее душе уже слишком глубок. И это никак не было связано с Чарльзом. Да! Душой она приняла Роберта самого по себе, как бы отсекая его от брата.
После ужина, за которым Роберт пересказал Кэт все истории Она, он пошел прогуляться по берегу. Убирая со стола, девушка внезапно подумала: интересно, какие мысли приходят ему в голову во время этих вечерних прогулок? Как он относится к ней, Кэт? Роберт прямо сказал, что хочет ее. А как же Вирджиния?
Роберт еще не вернулся, когда Кэт залезла в свою постель под сетку и повернулась лицом к стене. Когда Роберт вернется с прогулки, пусть думает, что она уже спит. Она поворочалась, повозилась и крепко заснула.
На следующее утро, когда Кэт проснулась, Роберт уже готовил завтрак. Проблема была в том, что кухонный уголок находился в ее комнате. Кэт приподняла сетку и посмотрела на его спину. Роберт стоял над кофейником, следя за кофе.
— Я бы хотела встать, если ты не возражаешь…
— И что же тебе мешает сделать это? — спросил он, не оборачиваясь.
— Я… я совсем раздета.
— Пора повзрослеть, Кэт! У меня на спине нет глаз, — сердито рявкнул Роберт.
— Хорошо, злюка!
Кэт откинула сетку, спустила ноги на пол, завернулась в простыню, взяла чистую одежду из сумки и пошла за занавеску, в его комнату.
Он сидел на веранде, когда Кэт вышла из хижины и уселась за стол напротив. Подумав об одежде, Кэт совершенно забыла про прическу — волосы ее торчали в разные стороны, на лоб нависали спутанные пряди челки.
— У тебя тоже была беспокойная ночь? — невинно поинтересовался Роберт, глядя на «художественный» беспорядок на ее голове.
Кэт откинула волосы назад и пригладила руками.
— Духота в этой хижине невыносима!
— Нам было бы гораздо лучше спать под звездами.
— Возможно, — промолвила девушка, глотая кофе. — Ты поэтому такой ворчливый сегодня? — Кэт украдкой взглянула на Роберта. Может, он весь день будет в таком настроении?
— Я бы не был таким ворчливым, если бы одна особа вдруг не застеснялась.
— Я ведь сказала, что совершенно раздета! — возмутилась Кэт.
— Разве это имеет какое-то значение?
— Имеет. Зачем напрашиваться на неприятности? А ведь если бы я ходила голой, они бы случились!
— Видишь ли, это именно те «неприятности», которые ты хотела бы иметь, а я мог бы тебе их предоставить. — Его глаза смеялись.
Но Кэт не собиралась шутить.
— То, на что ты намекаешь, действительно выльется в неприятности. Для тебя и Вирджинии. А также и для меня, потому что…
— Потому что ты хочешь быть монахиней?
— Какая тебе разница, даже если это и так?
— Очень большая! — сказал Роберт. — Я бы удвоил свои старания, чтобы спасти от такой участи женщину с твоей внешностью, твоим телом и твоими желаниями! Ты отчаянно пытаешься похоронить свои чувства, но пока без особого успеха.
— Ты говоришь так, потому что злишься. Ведь я спала в своей постели, а не в твоей, когда ты вернулся вчера вечером! — отрезала Кэт.
Роберт поставил чашку на стол и наклонился к девушке.
— Да, не буду врать, я хотел тебя, и если бы я не был старомодным Робертом Мэйфилдом, то… Видишь, я прямо и открыто говорю о своем желании, а ты прикрываешь свое притворной стыдливостью.
Кэт беспомощно усмехнулась, но попыталась защититься:
— Скажите пожалуйста, вытащил целый набор старых затасканных клише! «Старомодный Роберт», «притворная стыдливость», — передразнила она. — Знаешь, на кого ты похож? — Кэт наклонилась к нему, чуть не уткнувшись в своего собеседника носом. — На мужского шовиниста, который считает, что если женщина говорит — нет, это означает — да!
