Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского - страница 14
Мы пожали друг другу руки. Один был одет в деловой костюм и очень серьезен. Неужели это Успенский? Мы что-то пробормотали, переводчик перевел, но Славины слова потерялись в подъезде, потому что там было гулкое эхо, разговор застопорился, и мы прошли в лифт, который, вяло полязгивая, понес нас куда-то вверх.
Когда мы, наконец, выбрались из кабины на самом верхнем этаже, нас ожидал сюрприз. Мы проследовали мимо квартирных дверей и вышли в еще одну дверь, которая вела не в коридор, а на узенький открытый балкончик. От падения нас отделяли только низенькие перила.
Архитектору нужно было придумать какой-нибудь проход в квартиру-ателье. Очевидно, эта задача была поставлена уже во время строительства, и вот как он ее решил — просто по-альпинистски! Балкон оказался единственным путем, который вел к цели. Давайте, люди, идите! Чисто русское решение. У меня закружилась голова, я не знал, что делать. Я пытался смотреть под ноги и тихонько идти вперед. На другом конце балкона открылась еще одна дверь, которая вела уже куда-то внутрь. Потом мы оказались перед закрытой дверью, которую надо было открыть ключом, затем еще одну. Или мне это все кажется? Наконец мы оказались в теплой прихожей с тремя пуфиками, похожими на кожаные, перед нами были только закрытые двери. Одна из них, по правую руку, открылась, и мы вдруг попали как будто в другой мир, который не предвещали ни суровое здание, ни мрачный коридор.
Все повторялось. Поскольку помещение было общим, ничьим, никому не было до него никакого дела. Но так бывает, что за дверями, после самых ужасных и страшных коридоров, совершенно внезапно оказываешься в удивительнейших и роскошнейших квартирах. На этот раз спасение ждало нас в мастерской писателя, которую Успенскому каким-то чудом удалось заполучить в кооперативном доме художников.
Неужели это могло быть правдой, и я вместо музея оказался в квартире самого что ни на есть живого русского писателя? Обшариваю глазами стены. Вокруг прекрасные картины, иконы, всевозможный удивительный хлам, раскиданный по квартире, от сабель и мечей до кованых ключей. Рабочий стол с пишущей машинкой старого образца. Стопками повсюду книги, книги, книги. Книжный хлам — замечательное выражение Юрия Трифонова для бумажных и книжных стопок, создающих домашний уют. Я повернулся к Успенскому и поспешил выразить свое восхищение: «Так вот, значит, с каким комфортом живут советские писатели?»
Переводчик перевел. Успенский благосклонно улыбнулся. Но когда я попытался перевести разговор на его книгу, рассказать о том, как мне нравится Дядя Федор, мужчина сказал:
— Нет, нет — это не тот Успенский. — И указал в другую сторону.
Там мелькал и одновременно разговаривал невысокий и шустрый, как волчок, человечек, который, казалось, ни секунды не может находиться на одном месте.
Я подошел к нему и представился. Он остановился, взглянул на меня, выслушал и начал говорить, говорить, говорить.
Так я наконец познакомился с Эдуардом Успенским. Как оказалось, до этого я беседовал с его братом Юрием. Третьим человеком в квартире был друг Успенского, художник, имя которого я от счастья позабыл.
Я начал говорить по-русски, медленно и неуклюже, а Успенский тарахтел, как мопед на последней передаче. Что-то я выхватывал, но скорей делал вид, что что-то понимаю. Слава пытался что-то переводить, а Валентина что-то услышать. Для начала меня быстро оглядели тем взглядом, который Успенский бросал туда-сюда, но только не на меня, а куда-то мимо и на Камиллу. Затем он принял как будто какую-то позу и только слушал, улыбался и смеялся всем своим существом. И вдруг он посмотрел мне в глаза. Вот тут я все понял. Вот он, да, именно это и есть настоящий Дядя Федор. А еще Кот, Пес и Трактор Митя — все в одном лице.
Юный Эдик был хрупким мальчиком небольшого роста с вьющимися волосами, лезшими в глаза и вообще куда угодно. Большие руки двигались еще быстрее, чем он говорил, и теребили волосы. Но из-под бровей блистали такие глаза, которые, достигая своей цели, со всей очевидностью давали понять, что у их обладателя еще предостаточно душевного огня. Я узнал, что он выучился на инженера и даже работал по специальности, но затем переквалифицировался в писатели. И это неудивительно, потому что слова из него сыпались, как из рога изобилия. Хорошо, что меня там вообще не завалило.
