— Это твоя бабушка, Викки, — с горечью сказал отец, — не будем беспокоить её, лишь чтобы просто передать поклон. — И никогда больше не заговаривал о ней.
Викки спешила, оставляя за собой Файв-Пойнтс. Позади уже дюжина или больше винных лавок, где продают выпивку любому, кто заплатит, включая детей. Скоро задние комнаты лавок превратятся в бордели, обслуживая матросов, проституток и воров. На углах ютятся бакалейные лавки, магазинчики подержанных вещей, ростовщики и миссия Файв-Пойнтса, что ведёт заранее обречённую борьбу с целью вытащить развращённое быдло из скотской жизни.
Восемнадцать — слишком большой возраст продавать кукурузу. Работа для девочек. Но Викки отказывалась работать в винных лавках Пойнтса или в матросских притонах Ист-Ривера и Уотер-Стрит. Тётя Молли убеждала найти работу горничной в одном из великолепных особняков, где работали многие девушки, недавно прибывшие из Ирландии, но у Викки был упрямый и независимый характер, что здорово мешало карьере домработницы. Продавая кукурузу на отведённом углу Бродвея, — угол принадлежал ей по законам улицы, — она сама себе начальник. Никто не может ей сказать: сделай то, сделай это, шевелись, девочка!
Дядя Джим часто, изрядно приняв на грудь, противным голосом гнусавил:
— Надо же! Слишком хороша, чтоб работать, как другие девчонки. Ты всё время ведёшь себя высокомерно! Даже разговариваешь смешно, — передразнил её британский акцент. — А кончишь тем, что станешь проституткой. Так же, как и все! Вот увидишь!
Викки выросла в маленьком домике с воротами и хорошенькими окошками с эркерами, с небольшим, чистым клочком газона. Небольшой городок вдоль реки немногим более часа езды от Лондона. Кафедральный собор. Он всегда поддерживался в чистоте, а оставшаяся без матери девочка была любимицей едва ли не всех жителей городка. Для Викки покидать их было очень тяжело.
После изнуряющего сорокадневного плавания пассажиры, наконец, высадились в Нью-Йорке. Викки ни за что ни согласилась бы вновь пересечь океан в зимний шторм. На время карантина пассажиров тесной кучей разместили в грубом сарае. Она вспомнила первые жуткие часы. Среди прибывших бурно разрастались слухи, и, выходя на прогулку, девушка сжималась в комок от страха. Поговаривали, что у часто кашляющего старика заразная болезнь, и всех отправят обратно. А лежащий в лихорадке ребёнок — носитель холеры, кори, либо страшной оспы.
Но слухи оказались ложными. Больных признали незаразными. Всех здоровых и с деньгами — голос дрожал от волнения, когда Викки сообщила, что у неё семь долларов наличности — радушно приняли в Америке. Тётя Молли с двумя старшими детьми встречала в порту. Тяжесть упала с плеч. Это её семья. Теперь она не одинока.
Виктория всеми силами старалась скрыть потрясение, когда тётя Молли привела её в две крохотные комнатки, где им теперь предстояло жить ввосьмером. Женщина так гордилась старым пианино, что дядя Джим приволок с работы, и которое завладело большей частью кухни. Тётка восхитилась, узнав, что Викки умеет играть.
— У тебя способности, как у мамы! — хохотала тётя Молли.
Викки, полная страстного желания услышать больше о матери, с нетерпением ждала, что ей расскажут что-либо ещё. Отец говорил только об её красоте, мягком, ласковом характере и о том, что очень сильно любил маму. От тёти Молли Викки узнала, что обе сестры родились на ферме в Сассексе и уехали в Лондон в поисках более удачной жизни. Мама пела в мюзик-холле. Тётя Молли уехала в Нью-Йорк, где через несколько лет встретила Джима и вышла замуж.
Улыбка тронула лицо Викки, когда девушка вышла на Бродвей. Часть города распахнулась во всей полноте жизни. Каждую ночь её восхищал поток людей, спускающихся и поднимающихся по широкому проспекту. Нескончаемой вереницей плывут омнибусы, обычные повозки и частные экипажи. Яркие фонари ресторанов, баров и отелей заливают Бродвей бесстыдным, ослепительным блеском. Когда перед рассветом она покидала улицу, всё затихало. Лишь здесь на несколько часов можно забыть о Файв-Пойнтсе.
Она прошла вверх по Бродвею, к Баркли-Стрит, встала на обычном месте, на углу отеля «Астор Хаус», и сосредоточилась на продаже товара. Мимо проносились толпы народа. Все, по-видимому, куда-то спешили. Как далеко сейчас маленький домик, где они жили вместе с отцом и Эвардом! Лишь на шее, на узкой ленточке, Викки носила два воспоминания о той, другой жизни. Она всегда носила их: камею, подаренную папой на четырнадцатилетие, и медаль, которой наградили отца после гибели за королеву Викторию.
