- Да, от лица – это да… - высказалась Репа и заглотила стопочку.
- Он ведь что придумал – что у неё… - Санич запнулся, взглянув на меня, - так сказать, нету. Они с О.Фроловым целый час это обсуждали, причём вот этот крендель, - он кивнул на меня, - периодически кидался на него. О.Фролов как бы согласился, а сам мне шепчет: «С дураками спорить – смотри, я, Сань, что щас устрою». Такой забегает в сортир, заперся и оттуда орёт: «Есть! есть! И не просто есть, а ебсть!». Этот хватает какую-то толкушку, ворвался как-то и О.Фролову прямо в зубы и в сортире всё расшиб – там какие-то полки с лекарствами - потом неделю эфиром воняло…
- Помню этот запах, как же, как же… Что же ты, сыночек… ты как-нибудь трансформируй этот образ, разрушь, заземли… (Репа, она чему хочешь научит). Ты думаешь, она гладкоствольная дивственница – такой товар долго на прилавках не залёживается… Я понимаю, идеал, но в ней ведь ничего особенного нет… (Санич уже давно меня поддерживал за локотки - «как бы не бросился на сыночека»).
- Вот в том-то и вопрос. На это-то я и попал, на этом-то и пропал. При любой самой утончённой красоте должно быть во внешности что-то блядское… Хотя… Сейчас расскажу…(Что-то я разоткровенничался, обычно о личной жизни я вообще умалчиваю или только восклицаю на публике «уть-уть!»).
- На выпей, а потом расскажешь (У Санича свои приёмы).
- Я (выпил, зажёвывая) еду на троллейбусе, самом поганом, битком, жарища, одни бабки жирные, потные, ощерились, изо ртов воняет, все выдыхают прямо мне в рот и никак никуда не отвернуться, смяли, как букажку («баклажку» - вставила Репа, и они хмыкнули), и тут смотрю – Уть-уть. Только это оказалась не Уть-уть, а, допустим, Уть-оть… (Ребятишки совсем рассмеялись, а я замешкался.) Нет, Уть-оть – это слишком хорошее наименование, это то же самое что и Уть-уть. Уть-ать тоже как бы…
- Ну мы поняли…
- Такая же, как Уть-уть, только чуть покороче, в таком же розовеньком платьице, такая же белокожая, и прямо рядом, навалилась на меня… (Они опять начали скандировать.) Я посмотрел на неё и… чуть не облевался. Это такая же уть-уть, только неухоженная. Волосы её тоже покрашены, но плохо, не прямые, а завитые что ли, с перхотью… Губы намазаны какой-то дрянью, ресницы все в комках, выражение лица абсолютно дебело-сельповатое и этот вздёрнутый нос…
- А у Уть-уть ты готов был…
- А этот блядский рот здоровый, а платье, а туфли, а сама её поза…
- Конечно, её ведь тоже бабушки притиснули!..
- Но очень похожа на ту, мою. Я рассмотрел её всю, чуть ли не облапал, чуть ли не заплакал, вылез по головам на следующей остановке… Ужас меня душил; я стал прикуривать, но не мог, разбил зажигалку об асфальт… Меня всего трясло, я не знал, что делать, куда идти, как теперь жить…
- Я таких видел во множестве, - запросто сказала Репа, приготовляя улыбочку, коей у неё сдобривалось произнесение главных, добрых и разных по форме, но убийственных и тождественных по содержанию постулатов репофилософии «ну и что?» и «ну почему же?», – ну и что?
- Да а я-то! – заорал я, - мне ли их не видеть! Даже под ногтями грязь, и сами пальцы какие-то ублюдские – облупленные, тупые. С заусенцами, даже бородавка! – я кричал, жестикулировал и раздавил наконец в руке стаканчик. – Я видел и ручку Уть-уть, с тремя какими-то кольцами, но не это важное, а сама ручка… это просто такое…
Завалились девушки, я замолк.
- Ребя, давай можть их в тубзике… Лёнь, глянь: такие же, как в тралике! (Репа знает, как сделать из самой душной части вашей души плевательницу.)
- Добиваем из горла и уходим, - подытожил бесстрастный Саша.
На улице я уже понёс пуще прежнего – понёсся вскачь, нёс и нёс, забегая им наперёд, наперебой…
- Вот мне что интересно – а интересно меня читать или неинтересно? – восклицал я, а лингвистически-логически чувствительная Репа усмехалась, - я-то сам не могу - сам все эти события придумывал, сюжеты склеивал, невозможно читать! Если только как Достославный – он после каторги забыл все свои произведения, которые написал до каторги, даже имена героев; ему кто-то представляет: мол, как там у Вас, Фёдор Михайлович, а он не осознаёт, и после каторги сам стал читать то, что сам написал до каторги! (Репа вся увеселялась.) Меня интересует сюжет: как он –
