Э. Ренан. Его жизнь и научно-литературная деятельность - страница 43

Шрифт
Интервал

стр.

Глава VII

Философия Ренана.

Великий писатель не может избегнуть великих вопросов об истине, справедливости, назначении человека и вселенной, вечно волнующих нашу мысль, и Ренан постоянно задумывался над этими вопросами. Испытывал ли он в минуты раздумья тот трепет перед грядущим неизвестным, ту безысходную глубокую тревогу, которая является источником величайших мучений для человека? По-видимому, и он не избегнул общей участи всех сомневающихся и жаждущих веры людей, потому что в его воспоминаниях, философских драмах, исторических этюдах, в его публицистических статьях, в его письмах и речах ясно сказывается презрение к житейским заботам и часто повторяется вечный вопрос о конечной цели жизни и всех человеческих стремлений. Он не хочет и не может примириться с безнадежной действительностью. Жизнь сама по себе, без идеалов и надежд, жизнь для жизни кажется ему ужасной, невозможной, чудовищной нелепостью. «Первой моей мыслью, – сказал Фейербах, – был Бог; второй – разум, третьей и последней – человек». Эти слова вполне применимы и к Ренану; он следовал тому же процессу мышления.

Несомненно, испытав в юности, подобно Фейербаху, влияние Гегеля, он во всем существующем готов был видеть воплощение идеи и ценил человека лишь как орудие этой высшей идеальной цели. Но, к сожалению, он слишком часто смешивал понятия Бога и идеи, попеременно переходя от теологических воззрений к метафизическим и позитивным. Вот почему так трудно иногда его понять.

«Слово Бог, – говорит Ренан в своих этюдах по истории религий, – вошло во всеобщее употребление; оно является таким великим символом поэзии, добра и красоты, что без него нам трудно выражаться о возвышенных предметах. Напрасно было бы говорить простому человеку, чтобы он жил стремлениями к истине, добру и красоте, – для него это лишь пустые слова, а скажите ему, чтобы он любил Бога больше самого себя и боялся гнева Всемогущего, и он вас прекрасно поймет. Бог, Провидение, бессмертие – все это старые слова, но никто их не устранит. Бог навсегда останется высшим выражением наших сверхчувственных стремлений, категорией идеала, точно так же, как время и пространство являются категориями тел, то есть формами познания материи». «Тайна первоначальной причины всех вещей, – говорит он в другом месте, – не может быть постигнута человеческим умом; разрешается она не законами, а великими поэмами (то есть религиозными системами). Абсолютный разум и справедливость проявляются лишь в человечестве; вне его абсолют представляется отвлеченным понятием. Бесконечное действительно существует лишь тогда, когда оно принимает законченные формы. Бог видим в его делах и воплощениях».

Затем, очевидно под влиянием минутного религиозного настроения, Ренан говорит, что было бы богохульством точно определять природу божества и давать ему какие-либо наименования. «Верно лишь одно: Бог существует». А книгу «О будущем метафизики» он заканчивает следующей пламенной молитвой:

«Отец небесный! Не знаю, что ждет нас в будущем? Или та вера, от которой Ты не позволяешь отречься, есть божественное утешение, ниспосланное, чтобы наша жалкая участь не казалась нам невыносимой? Или это только иллюзия, которой Ты нас лишаешь по своей бесконечной доброте? Или это глубокий инстинкт, откровение, данное лишь праведным? Или, быть может, истина до того ужасна, что нам ничего не остается, кроме отчаяния? Но, должно быть, Ты не хотел, чтобы мы избавились от мучительных сомнений, так как только вера в добро, вытекающая из внутреннего настроения, является действительной заслугой. Будь благословен за свою таинственность, благословен за то, что, скрывшись от нас, ты нам оставил свободу наших сердец».

И наконец, усталый, почти на краю могилы, он пишет:

«Ничто не убеждает нас в существовании всеобъемлющего мирового сознания, души вселенной, но и для безусловного отрицания подобного бытия нет тоже оснований. Теперь нет места для чудес, но может быть по прошествии многих тысячелетий они свершатся. В сущности весь человеческий опыт сводится к одному мгновению в бесконечном развитии. Жизнь людей напоминает развитие бактерий в закрытом сосуде. Если бы эти существа обладали познающим критическим умом, они тоже могли бы прийти к сознанию, что в мире – этом крохотном сосуде в сравнении с бесконечностью – нет признаков влияния посторонней разумной воли. Но вот настал урочный час. Опыт создания окончен. Ученый исследователь вскрыл сосуд и заглянул в него, чтобы проверить те изменения, какие должны были совершиться в назначенное время, и вмешательство разумной воли в жизнь бактерий стало очевидным. То, что мы называем бесконечным временем, быть может, лишь мгновение между двумя актами разумного создания мира. Не будем ничего ни отрицать, ни утверждать, будем надеяться. Всему есть время, когда-нибудь настанет день всеобщих похорон, рыданий, заупокойных молитв и жалобного пения».


стр.

Похожие книги