— Привет, привет!
Тон такой самоуверенный, прямо-таки супермен, который подвел черту под вчерашними глупостями и готов снизойти до своей прелестной знакомой.
— Что я вижу, ночная фея порхает и при свете дня?
Этот тон ей не понравился:
— Да по-моему и ты тоже хорошо порхаешь после вчерашнего!
Он сразу замолк. Стоял и переминался с ноги на ногу. О Боже, те же самые остроносые башмаки. Ей стало его жалко. Тот, у кого такие ботинки, не может быть плохим человеком. И тут она заметила, что по его лицу струится пот, он прямо изнемогал в этой униформе. К тому же из-под правого манжета виден бант.
— Не всегда так легко ощущать воздух под крыльями, — сказал он со смехом, но в его взгляде сквозила тоска. Не такой уж он удалой, как притворяется. Она поняла, что если продолжать дальше, то он совсем стушуется. Поэтому она прямо спросила:
— Ну и как ты себя чувствуешь сегодня?
— Великолепно!
Он зажмурился от солнца, надул щеки, выпустил воздух и сразу же стал выглядеть еще толще, килограмм, эдак, на тридцать.
— Сегодня утром меня ждал такой приятный сюрприз…
— Что же это было?
— Пока я спал, какой-то добрый ангел залетел ко мне в квартиру и навел полный порядок.
— Наверное, ты усердно молился перед сном, а?
Этим она ни на что такое не намекала, но заметила, что он смутился, видя в этом намек на свое вчерашнее поведение. Он не Казанова, это точно. Но кто же он в сущности? — недоумевала она.
— Ты, наверное, таким образом решила отблагодарить меня за ночлег?
— Скорее я это сделала, потому что во мне пробудился материнский инстинкт.
— Материнский инстинкт? — он от души расхохотался.
Он весь покраснел, был на грани, чтобы сказать ей что-то важное.
— Я-то считал, что ты как раз и покончила с материнским инстинктом, домашним хозяйством…
На этот раз покраснела она. Значит, ему было известно, кто она такая. Это ее потрясло, хотя она была готова к этому. После того, как он обхаживал ее вчера, собственно, это она почувствовала еще в тот самый первый раз, в конторе. Самое страшное, что он открыто говорил ей об этом. Но, пожалуй уж, такой, как он, не будет думать о ней плохо. Все же он довольно-таки милый, застенчивый и добродушный, может быть, чересчур застенчивый. Какой-то увалень, немножко неудачник, но такой дружелюбный, отзывчивый. Ведь он ее не осуждал, напротив, то, что он все знал, делало его более привлекательным в ее глазах. Вот он стоял перед ней, освещенный солнцем, его потное лицо сияло… Кажется, он был просто счастлив, что узнал ее секрет. Что у них теперь общая тайна. Интересно, заметил ли он и два красных пятна — следы ударов Томми, и сделал ли какие-то выводы на этот счет.
— Могу ли я предложить мадам бутылочку колы? Или, быть может, лимонада?
Мадам. Намек на замужнюю женщину.
— Пожалуй, лимонад.
— Замечательно. Нет ничего лучше лимонада после прогулки по улицам города да еще в числе свирепого племени янычаров.
Опять он стал употреблять студенческий жаргон. Этого она терпеть не могла.
— Мне кажется, играли вы хорошо, — сказала, чтобы перебить эту дурацкую манеру и потому что и в самом деле так думала, — особенно «Тишина царит над морем».
— А где Томми? — спросил Отто, когда они стояли у киоска, где продавали напитки.
— Он поехал на бензоколонку. Мы должны с ним встретиться через полчаса. Мы поедем в Орменкилен и посмотрим, нет ли в тамошнем кемпинге свободного домика.
— Домика, понятно. Естественно…
— Почему естественно?
— Такие, как вы, не живут в палатке. Это не соответствует стилю вашей жизни. Домик уж, по крайней мере, лучше.
— Ты чокнутый, — сказала она, имея в виду, что он милый. Правда, уж очень он странный.
— Ты знаешь, что ты просто чудо. С ума сойти, ведь… я встретил настоящего ангела в наших краях. Но, пожалуй, это и не так уж удивительно. Широты здесь подходящие.
Он засмеялся.
— А знаешь, какая у тебя положительная черта?
— Какая?
— У тебя нет лодки!
— Можно сказать, что у меня нет и автомобиля.
— Правда?
34.
Томми и Алиса без труда сняли домик в двухзвездочном кемпинге в Орменкилене. Место было довольно убогое. Два ряда домиков походили на скопище бараков на каком-то пустыре. Но все же это крыша над головой, две кровати, два стула и крохотный столик. Тесно и душно, но можно не закрывать дверь. Ящик с вешалками внутри, висящий на стене, служил шкафом. Кусок клеенки на столе прожжен сигаретами. Но внутри довольно чисто. Толстые стены и потолок из аккуратно геометрически обструганных стволов норвежских елей, пол на целые сорок сантиметров возвышался над землей, над всеми этими неровностями и мусором, всепроникающим песком.
