В своем новом положении «соломенного вдовца» (так он называл себя, доверительно беседуя с хорошо знакомыми клиентами, которые были в курсе дела — пусть никто не болтает, что он повесил голову) лето становилось для него порой больших надежд и горьких разочарований. Он с тоской смотрел вслед парам, которые, подъехав к берегу на парусной лодке, оставляли ее и шли по берегу, оба загорелые, крепко обнявшись, хотя прекрасно понимал, что он-то чересчур стар и потрепан жизнью, и циничен, да, надо называть вещи своими именами, чтобы даже думать о подобном «морском романе» среди шхер. Тут от него потребовалось бы во всех отношениях гораздо больше того, нежели он способен дать. Ведь для такого романа надо быть молодым, красивым, бездумным, иметь плоский живот, гладкую кожу, безукоризненные зубы, а у него в прошлом году один зуб буквально рассыпался на куски, когда он жевал окорок. Выходит, что для мужчины зрелого, разумного, с жизненным опытом никаких шансов уже не оставалось. Для мужчины, которому за эти вечера с пивом многое прояснилось, который научился по-настоящему ценить женщину, и который, в то же время, в течение целых восьми лет был способен терзать свою жену, как она утверждает.
Он не желал себе романа на берегу моря, потому что такой роман был бы одновременно и недостаточно хорош, и слишком хорош для него. Ему не нужно мимолетного летнего приключения. И все же именно приключения он ждал и с надеждой вглядывался в каждое лицо, которое появлялось у него в окошке на почте. Здесь он был единственный, вне конкуренции, и никто не смог бы помешать ему, если что-то подвернется. А ведь как почтмейстер он привлекал к себе внимание: остроумный, интеллектуальный, элегантный. Ведь для того, чтобы удержаться на этой работе, он научился мгновенно обслуживать посетителей. Посетитель, затаив дыхание, мог наблюдать, как он мгновенно заполнял всевозможные бланки с неразборчивым шрифтом. Он щелкал арифмометром с быстротой автоматной очереди, считал банкноты как настоящий фокусник, проворно брал мелочь из высоких стопок, ни разу не просчитавшись, спутав монетку в 1 крону с монеткой в 10 эре. Он замечал восхищенные взгляды, и, сидя у себя за прилавком, рос в собственных глазах, размышляя о том, на какие свершения он, вероятно, способен… Но, если говорить о чем-то совершенно конкретном, то, конечно же, лучше всего он смотрелся в своем окошке, во всяком случае, он всегда это замечал по поведению женщин, с которыми пытался сблизиться. Порой, он украдкой прочитывал опущенные в почтовый ящик открытки и ощущал эрекцию.
Случалось, что он отправлялся в какое-нибудь кафе, чтобы, так сказать, посмотреть на жизнь, но обычно он тихонько сидел где-нибудь в углу, чувствуя себя старым и, украдкой наблюдая за самоуверенной веселящейся молодежью, завидовал им всем. Более серьезными выходами в свет можно было назвать посещение здешнего отеля «Вик» по субботам или какого-нибудь ресторанчика в Арендале. (Ведь не мог же он тешить себя надеждой на приключение в Странде. Исключая три недели летом, здесь, можно сказать, царило безлюдье)… Правда, к вечеру сам-то он обычно уже так набирался, что вряд ли смог бы вступить в разговор с встретившейся ему подходящей женщиной. И, осознавая, что находится на этой стадии, он напивался еще больше…
Но сегодня был особенный день. Уже при одном воспоминании о ее облике кинозвезды, ее имени в сберкнижке, этих высветленных уложенных волосах, об ее появлении на почте в тот самый день, когда было опубликовано объявление о розыске, он ощутил такую уверенность, что осушил и четвертую бутылку, ведь было всего только начало четвертого, а опыт показывал, что он вполне мог еще продолжать пить с толком и с расстановкой, и вполне еще может успеть прийти в себя, если надумает отправиться в отель «Вик» на танцы в восемь часов.
«Нет уж, сегодня все будет по-другому», — это он точно знал.
И все же приготовления нужно начать как можно скорее. Скажем, надо обдумать, как лучше одеться. Ведь надо же при встрече произвести как можно лучшее впечатление. И вот, медленно и неохотно, начал он возвращаться в окружающую действительность: в полупустую квартиру с горой грязной посуды, сваленной в кухонной раковине еще со вчерашнего дня и неприбранной постелью с несвежими простынями, с комками и хлопьями пыли по всем углам. За три месяца отсутствия жены их тесная, но, в своем роде, милая, изящная и удобная квартирка превратилась чуть ли не в замусоренную берлогу сломленного, покорного судьбе старого холостяка, имеющего пристрастие к жирной пище и кисловатому пиву.
