— Ол’ райт, если не дашь, ничего не получится…
— Что не получится?
— Сам убедишься в среду. Если придешь…
— Ол’ райт. Я дам тебе.
— Спасибо.
Я знал, что так получится. В мыслях — одна Катрине. Она, близость с ней. Ее любовная ласка, шепот, обещание: «Потерпи немного»… Разве забудешь такое? Мечта, мечта нереальная… А может все же реальная? Ей двадцать один год (самое малое), она мать, десятки поклонников, а выбрала меня, шестнадцатилетнего, я и она отныне едины, неразрывны, соединены навеки… Я не сомневался.
— Это будет самый распрекрасный подарок мне на день рождения, Йо, — сказал я и рассмеялся и его рассмешил, вернее принудил к смеху. А что ему оставалось делать? Он капитулировал, сдался. Но и в самых победоносных случаях он оставался мальчишкой, маленьким и неопытным. Я пожалел его.
Во вторник утром, накануне большого дня, я достал письмо Марии из-под матраца, прочитал его снова и вложил в конверт. На конверте написал адрес и имя тети Линны большими измененным буквами. Анонимное письмо я спрятал на груди под рубашкой, когда спускался к дому, чтобы взять велосипед.
В магазине я купил марку, наклеил ее на конверт и опустил письмо в почтовый ящик. К вечеру оно уже будет в городе, а, значит, завтра во второй половине следует ожидать почтальона. Известие придет как нельзя кстати. Ведь завтра день рождения, мой юбилей, соберется общество. Я точно все рассчитал.
С легкой душой я ехал назад, преодолевал без страха и сомнения попадавшиеся на пути пригорки и горки. Теплая погода, поля, леса темнеют вдали… думы о том, что завтра будет день рождения, поглотили меня целиком и отвлекли от других, не менее важных событий последних дней. Скоро, скоро все наладится в Фагерлюнде, будет как прежде. Пришло ощущение счастья, летнего беззаботного настроения, о котором я уже давно мечтал. Я заметил плывущие надо мной облака, находящиеся в вечном движении, уловил запахи придорожного тысячелистника, травы и пыли. Радовался, как давно уже не радовался. Снова почувствовал себя маленьким, приехавшим на каникулы в деревню, к своим родственникам. Однако почему вдруг такое состояние? Какова причина? Ну, конечно, Катрине! Она, и только она! Помогла мне обрести себя, понять себя и свой возраст, причем сделал это деликатно, достойным путем.
20.
Гостей ожидали к трем часам.
Сгорая от стыда, я попросил у дяди Кристена бритву; пора, пора пришла бриться, ведь шестнадцать лет сегодня исполняется. К тому же, светлый пушок на подбородке нисколько не красил меня, а скорее, наоборот, уродовал. Я с большой предосторожностью водил лезвием, старательно обходя неровности, бугорки на лице и противные прыщи, напоминавшие о периоде полового созревания.
Праздничный стол накрыли в гостиной. На кухне, на печи, стояла кастрюля с сосисками и чугунок с бульоном и фрикадельками. Торт давно уже занял свое место в холодильнике. Тетя Линна приготовила все к торжеству, красиво прибрала; теперь только ходила по дому и проверяла… раскрасневшаяся, празднично одетая, вот только часто проводила рукой по волосам и платью… Нервничала? Я тоже нервничал, в нетерпении посматривал на часы, которые, казалось, остановились, и стрелки не двигались. Оставалось пятнадцать минут. Дядя Кристен поднялся наверх, чтобы тоже облачиться в «праздничный наряд», как он иронически выразился. Мой свежевыбритый подбородок жег и пламенел, я не был уверен, кого я больше всего ждал — гостей или почтальона. Тот должен быть вот-вот прибыть с известием. Для нее и для них обоих. Мой подарок им на мой день рождения. Они же подарили мне компас, торжественно вручили за завтраком; теперь он лежал возле моего прибора на праздничном столе.
Но где же Катрине и где другие? И где почтальон?
Выглянул в окно и увидел голову Йо. Наконец-то, гости собираются! Я выскочил, чтобы встретить их. Это были Герда и Йо, не Катрине. Вероятно, опоздает. Малышка, вероятно, задерживает. Герда и Йо поздоровались за руку с дядей Кристеном и с тетей Линной, поздравили меня с днем рождения и вручили пакет, по очертаниям завернутого в бумагу предмета я догадался, что это был фонарик. Когда мы стояли на кухне и разговаривали, постучали в дверь. Я непроизвольно покраснел, взрослые обменялись взглядами; я хотел бы спрятаться в этот миг, а не идти и открывать дверь, так как непреодолимое смущение смешалось с приподнятым настроением, в котором я находился с самого раннего утра. Она! Теплая, солнечная, разомлевшая от полуденной жары, в платьице из легкого светлого материала, которое прикрывало летним облачком ее тело, на ногах сандалии; откровение моих нескромных фантазий… никому, никому ее не отдам, буду хранить и держать только для себя, только при себе.
