Он так летел, что едва не врезался в спешащую ему навстречу Николь.
– В сторону!
– Выслушайте меня!
Девушка сложила ладони перед собой и склонилась в поклоне. В руках она сжимала свернутую в тугой рулон тетрадь.
– Пожалуйста, выслушайте меня! – Ода склонилась ниже и протянула тетрадь Макалистеру. – Это очень, очень важно.
Едва ли это было важнее, чем смерть Сакураи и исчезновение Кимуры, однако интуиция, которая все чаще стала заменять Генри логику, подсказала не торопиться и дать девушке шанс.
– Что случилось? – нетерпеливо спросил он, покосился на тетрадь и, взяв, откинул обложку. – Что это?
Николь выпрямилась и нервно облизнула сухие губы:
– Дневник Накамуры Хироши. Я… я не хотела читать его, боялась расстроить Хироши, но Сэм… – Она говорила невнятно и путано, избегая смотреть на Генри. – Я поняла, что Хиро заговорил со мной не случайно. Он хотел, чтобы я передала это вам.
Что-то снова щелкнуло в голове, и новый кусочек мозаики встал на свое место.
– За что Накамуру сослали в «Дзюсан»?
– Ему снились странные сны, – смущенно призналась девушка. – Он говорил, что в них видит будущее. Отрывками. Чаще всего он даже не понимал, что они означают.
Мальчик, которому снилось будущее, вел дневник. О чем он мог писать?
– Как давно он у тебя? – Генри пробежался глазами по столбикам иероглифов. Увы, для даже самого примерного перевода ему понадобится время, которого у него нет.
Николь виновато потупилась и пробормотала:
– Простите.
Злость всколыхнулась внутри, но Генри очень постарался не сорваться на девушке. Вместо этого вынужденно признался:
– Я не понимаю. Можешь прочитать?
Николь покраснела и отрицательно замотала головой, из чего Генри понял, что про нее Хироши тоже писал.
– Меня не интересует личная жизнь твоего друга. – Макалистеру пришлось проявить твердость, почти грубость. – Сората в опасности, так что просто скажи, что предвидел Накамура.
Большие карие глаза Николь наполнились слезами:
– Хорошо. – Она сглотнула и вполне собрано и ясно начала: – Хироши привез в Академию Акихико-сама, и Хиро знал об этом заранее, потому что видел во сне, как это происходило с ним. Прежде он видел трагедии, что случались с членами его семьи, но ему никто не верил. Хиро винили во всех грехах, и он тоже начал винить себя. А тут, на острове, видения изменились. Хироши писал, что часто видел во сне белое сияющее помещение, похожее на операционную. Его приводил туда замдиректора и оставлял. Хироши писал, что было очень больно и свет бил в глаза. – Голос Николь дрогнул, она провела ладонью по лицу и продолжила. – Перед своим… отъездом Хироши жаловался, что почти не может спать, постоянно видит одно и то же. Тогда он не особенно вдавался в подробности, но в дневнике написал, что видел свою смерть. Акихико-сама снова отводил его в ту комнату.
Генри нахмурился и медленно кивнул. Все сходилось на Дайске, а его самого все так же не было в Академии, будто он затаился в засаде, как хищник перед нападением.
– Ты понимаешь, что должна была рассказать мне это сразу? – едва сдерживая раздражение, произнес Генри. – Я просил. А сейчас Сората… Черт! – Он сжал кулаки. – Хироши не писал, где находится это светлое помещение?
– Нет. Простите, мне очень жаль…
Надеяться на такое везение было, конечно, глупо.
– Ладно. – Генри вернул тетрадь. – Я должен идти.
– Куда? – ехидно осведомился Курихара, выходя из-за колонны и преграждая ему путь. Кто знает, сколько он там прятался и что слышал. – У вас на лице написано «я не знаю, что делать». Да вы в панике, Макалистер. Это из-за Кимуры?
Он больше не походил на безумного, но где-то в глубине почти черных глаз вспыхивали и гасли искорки отчаяния. Боль и обида грызли Хибики изнутри, и от этого он мог оказаться совершенно непредсказуемым.
– Не твое дело, – огрызнулся Генри. Злость вернулась, и Курихару, в отличие от Николь, он не так боялся обидеть. – Возвращайся в свою комнату.
Хибики уставился перед собой невидящим взглядом:
– Вам нужна помощь. Деталей не хватает, вы плохо осмотрели комнату. Нужно вернуться. Значит, через окно он не мог вылезти – кусты не пострадали? Дверь заперта снаружи. – Он опустил ресницы и вздохнул, будто утомленный непосильной ношей. – Вы что-то упустили.
