Кимура действительно оказался прав, и дикая тропа привела их, петляя и выворачиваясь, на ровную площадку, будто специально когда-то расчищенную от леса. Сейчас, разумеется, все поросло низким кустарников и сорной травой, но зато основной массив деревьев остался чуть ниже, и мужчины могли обозревать пространство вокруг почти совершенно свободно. Если не считать того факта, что пространство это терялось во мраке, превращая верхушки деревьев в слабоколышущийся черный океан.
Сората нашел поваленный ствол и сел на него, с облегчением вытянув ногу. Помассировал колено, поморщился. Вокруг него сразу собралось облако жужжащих кровопийц, точно чувствующих любителя поесть сладкого – подробность, которую Генри выдала Руми, впрочем, он и сам неоднократно замечал друга в компании очередного десерта. Макалистер прошелся, вглядываясь в темноту. Где-то на границе рельеф менялся, лес становился реже, пока не превратился в полоску зеркально спокойного моря. Чуть дальше вода золотилась под мощным лучом маяка – там была пристань.
– Эй, Сора! – Генри повеселел. – Будем идти на свет. Запомни направление.
Кимура рассеянно кивнул и потянулся.
– Идем?
– Да… – Макалистер замер. По темной морской глади медленно плыл огонек, старательно избегающий встречи с лучом прожектора. Огонек огибал остров и направлялся в сторону, противоположную пристани. – Гляди, это не корабль?
Кимура встал рядом и спустя минуту выдал:
– Невозможно, судоходные пути проходят чуть южнее. Может, баржа, которая доставляет на Синтар продукты?
Баржа, если это была она, погасила огни и растворилась во мраке.
Генри охватило возбуждение, предчувствие тайны, которую необходимо срочно разгадать. Баржи, скрывающие свое передвижение, не плавают безлунными ночами просто так, без цели. И где-то же она должна была пришвартоваться.
– Давай проследим за ней? – Он указал рукой туда, где погас огонек. – Это может оказаться простой контрабандой или браконьерством, а может, это как-то связано с пропажами людей на острове. Или, если хочешь, возвращайся в «Дзюсан», а я пойду один.
Сората поначалу не ответил, продолжая вглядываться в пустоту. А потом вдруг схватил Генри за локоть:
– Плохая идея. Не могу объяснить, но такое чувство… Так было на маяке, мне казалось, что Дайске знает о нас, наблюдает прямо сейчас. Давай вернемся в Академию вместе, Генри? Пожалуйста, поверь мне. Нам лучше вернуться.
– При чем здесь Дайске? – Макалистер не мог понять сбивчивой речи Сораты. – Ты снова чувствуешь его присутствие?
– Да! – горячо выдохнул японец. – Надо срочно возвращаться. Будет плохо, если он нас раскроет.
В слова Кимуры верилось с трудом, но в то утро на маяке он действительно что-то почувствовал, и Генри тоже. Дайске то был или нет, ощущения не назовешь приятными.
Британец бросил последний взгляд на кромку моря и недовольно поджал губы:
– Ладно, пошли назад.
Обратно возвращались в молчании, устраивавшем обоих, по крайней мере, со своей стороны Генри видел в этом передышку, возможность обдумать ситуацию. Сората был так напорист, что это казалось пугающим, совершенно на него не похожим. Генри подчинился, но в душе зародилось сомнение – правильно ли он поступил? В какой-то момент личность Сораты настолько затмила ему глаза, что за ней уже почти не угадывались реальные факты. А факты же были таковы, что под подозрением должны быть все, абсолютно все. Даже если они – это колкий японец со смеющимся, чуть смущенным взглядом.
Ночь успела укрыть окружающий здание парк темным бархатом с редкой россыпью жемчужно-ярких звезд. В траве звонко стрекотали кузнечики, мягко и убаюкивающе шелестела листва под слабым напором прохладного вечернего ветра. Природа готовилась ко сну, и тем нелепей и страшнее прозвучал истеричный вопль, такой громкий, что непонятно даже, кто кричал – мужчина или женщина.
– Где она?! Где она?! Куда вы ее дели?! Пустите, сволочи!
Макалистер обогнал Кимуру и первым вышел из тени деревьев на освещенную прожекторами площадку перед парадным входом.
– Где она?! – продолжал надрываться лохматый неотесанный тип, с трудом опознанный британцем как чудаковатый садовник Йохансон. Сейчас он вовсе не казался безобидным дурачком «не от мира сего», и двум взрослым мужчинам, среди которых оказался и учитель химии, с трудом удавалось сдерживать его.