Но в то же время у Айды оставалось время на светскую жизнь. Она любила подолгу общаться с соседскими дамами, обсуждая с ними всемирные и британские сенсации и главным образом местные сплетни. Она увлеклась спортом, играла в гольф, занималась теннисом, даже ездила в лондонский пригород Уимблдон, чтобы своими глазами увидеть знаменитые соревнования, которые с 1877 года проводились здесь ежегодно в течение двух недель.
В дневнике Айды немало записей о спортивных играх, но почти нет упоминаний о детях (как, между прочим, нет и упоминаний о муже)>43>. Записи о детях появлялись только в экстренных случаях - когда кто-то из них заболевал или падал так, что необходима была срочная медицинская помощь. В этих случаях Айда прерывала свои общения и развлечения и принимала необходимые срочные меры. В дневнике можно прочитать, например, подробно, что Айда великолепно проводила время в Лондоне, посещая теннисные матчи, бывая многократно на киносеансах, которые были тогда новинкой, но, получив телеграмму, что у Эрика высокая температура, немедленно отправлялась домой>44>.
Немало времени Эрик проводил со старшей сестрой. Правда, она вскоре стала встречаться с мальчиками, и присутствие младшего брата все больше становилось обузой. Кавалер Марджори Хамфри Дейкин, который позже станет ее мужем, считал брата своей девушки (почти еще девочки) слишком чувствительным и слабым. Его раздражало, что ребенок часто плакал, потому что, как он жаловался, «никто его не любил»>45>.
В памяти Эрика Блэра осталась многодетная семья некого слесаря, которая жила на окраине городка. Его дети приняли мальчика в свою компанию, которая развлекалась, взбираясь на деревья, разоряя птичьи гнезда, или занимаясь рыбалкой на близлежащем озере. Дети с окраины смотрели на городского мальчугана свысока как на маменькиного сынка, на озере ему доставалось самое неудобное место. Но он чувствовал себя счастливым самим фактом общения с более опытными детьми, которые, в отличие от Хамфри, им не пренебрегали.
Как вспоминал Блэр, позже развлечения стали не столь уж невинными. Находясь совершенно без надзора взрослых, дети стали «играть» вначале в доктора и больного, а затем и в мужа с женой. При этом Эрик впервые вначале на вид, а потом и на ощупь познакомился с физическими отличиями мальчиков и девочек. Старшие дети вразумительно объяснили ему, чем и как занимаются взрослые в постели (слесарь со своей супругой занимались сексом на глазах детей). Но из попытки семилетнего Эрика и его чуть старшей подружки перейти от изучения интимных частей тела друг друга к их соединению ничего не вышло - они были еще слишком малы>46>.
Правда, через какое-то время мать распорядилась, чтобы Эрик более не встречался с детьми рабочего. Эрику она разъяснила с явным оттенком присущего ей снобизма разницу в социальном положении: ему-де не пристало общаться с простолюдинами. Хотя послушный ребенок выполнил материнские указания безоговорочно, «вольная жизнь» детей из рабочей среды осталась в его памяти как некое загадочное и соблазнительное времяпрепровождение, несравненно более привлекательное, чем его собственное детство, в основном одинокое и скучное. Дни, проведенные с этими детьми, остались в памяти на всю взрослую жизнь и отразились в стремлении Эрика Блэра погрузиться в среду простых людей, которое позже сочувственно, хотя не без доли иронии, встречалось в его романах и публицистических книгах, равно как и во многих статьях. Так что рассказу Эврил о детских контактах ее старшего брата, по-видимому, можно доверять.
Между тем общения с родителями, как в детском возрасте, так и по мере взросления и позже, почти не было. Тем не менее Ричард Блэр на протяжении всей жизни считал себя вправе вмешиваться в дела сына. Он решительно осуждал его «писательские занятия», считая их праздным времяпрепровождением. Но особенно отца возмутил тот факт, что сын отказался от родного имени, взял себе псевдоним. И только перед смертью, в 1939 году, Ричард наконец смирился с тем, что его сын не Блэр, а Оруэлл. Делать было нечего - сын стал известным литератором.