Пусть имя лишь мое отметят на могиле!
Когда ж оно не может прах мой честью увенчать,—
Я не хочу, чтобы мои дела затмила
Иная слава… Имя привлекать
Должно людей туда, где будет прах мой скрыт:
Забудет имя мир, – пусть будет прах забыт!
(Перевод В. Огаркова)
Во время летних каникул 1802 года Байрон в первый раз увидел свою сестру Августу. Она с четырехлетнего возраста жила у родных своей покойной матери, и, когда ее увозили от отца и мачехи, брату ее было всего несколько месяцев от роду. Теперь ему уже было 14 лет, а ей —18. Байрон сначала был сильно разочарован в своей сестре: он ожидал встретить необыкновенную красавицу, а она оказалась просто некрасивой. Но, познакомившись с ней ближе, он полюбил ее простое, но чрезвычайно милое лицо и был очарован ее ангельским характером. Нежная дружба, начавшаяся между ними в то время, не прерывалась более и не ослабевала до самой смерти Байрона; она, напротив, укреплялась с каждым годом и становилась нежнее и трогательнее, по мере того как жизнь поэта все более и более омрачалась…
Через год после свидания с сестрой Байрон влюбился в третий раз. Он проводил летние каникулы 1803 года в Ноттингеме, куда опять переехала его мать. В нескольких километрах от этого города и в близком соседстве с Ньюстедским замком жило в своем имении Эппизли богатое, аристократическое семейство Чеворт, родственники того Чеворта, который был убит на дуэли с двоюродным дядей Байрона. С этим семейством молодой ньюстедский лорд познакомился еще в Лондоне, а когда он приехал на каникулы в Ноттингем, то стал часто посещать его в Эппизли. Он в короткое время сошелся с Чевортами очень близко, стал проводить у них целые дни и нередко даже оставался у них ночевать. Большую часть своего времени в Эппизли Байрон проводил в прогулках верхом вместе с очаровательной мисс Чеворт, единственной наследницей его гостеприимных хозяев. По возвращении с прогулок домой мисс Чеворт обыкновенно садилась за рояль и играла тайному обожателю своему его любимые вещи. Пятнадцатилетний Байрон чувствовал себя в такие минуты счастливейшим из смертных и утопал в восторге как от музыки, так и еще более от музыкантши. Только одно обстоятельство отравляло его счастье: он знал, что сердце мисс Чеворт уже принадлежало в это время другому. Но он все-таки надеялся. По уши влюбленному школьнику казалось, что он производил сильное впечатление как своей наружностью, так и своими разговорами. Он старался разыгрывать перед мисс Чеворт роль женского сердцееда и, для того чтобы окончательно поразить ее, показал ей однажды, в виде доказательства своих прочных успехов у женщин, локон, данный ему одной из его многочисленных жертв. Это был тот самый локон, который он получил всего лишь три года до того от своей прелестной кузины Маргариты Паркер, в которую он был тогда так страстно влюблен и которую много лет спустя после своего третьего романа все еще с такой нежностью вспоминал в своем дневнике. Но все надежды и старания юного Байрона были тщетны. Мисс Чеворт, которая была на два года старше своего обожателя и на много лет опытнее его, в душе хохотала над влюбленным школьником. Она не без основания находила наружность этого чересчур полного юноши, с толстыми щеками и заплывшими жиром глазами, далеко не романтической, а его самоуверенное ухаживание по меньшей мере смешным. Развязка романа, однако, наступила гораздо скорее, чем Байрон ожидал, и была более жестока, чем он этого заслуживал. Влюбленный юноша имел несчастье однажды ночью нечаянно подслушать, как в соседней комнате предмет его пламенной страсти спокойно заметил своей горничной: «Неужели ты в самом деле воображаешь, что я обращаю серьезное внимание на этого хромого мальчика?» Эти ненамеренно жестокие слова, как громом, поразили Байрона. Несмотря на поздний час, он моментально выскочил на двор и пустился бежать куда глаза глядят. Он пришел в себя только тогда, когда очутился в Ньюстеде…


Мэри Чэворт.
Байрон после этого встретился с мисс Чеворт еще раз летом следующего года. Это свидание их, оказавшееся последним, произошло на одном из холмов близ Эппизли. Байрон имел тогда вид совершенно спокойный, хотя на душе у него было далеко не весело. «Когда я увижу вас в следующий раз, – сказал он ей, прощаясь, – вы уже, вероятно, будете замужем». – «Да, надеюсь», – спокойно ответила та.