БАС. Тем не менее после смерти отца дети делали все возможное, чтобы память о нем не умирала. В 1884 году Сьюзен опубликовала воспоминания под названием «Домой до темноты». В 1988 году под редакцией Бена вышли избранные письма Чивера. Затем дошла очередь и до дневников. Чивер при жизни обсуждал с сыном возможность их издания и был очень рад, что Бен поддержал эту идею.
ТЕНОР. В 1990 году Сьюзен устроила аукцион. Она пригласила видных издателей в свою квартиру, где на столах были разложены все 28 заполненных блокнотов. Приглашенным была дана возможность знакомиться с текстами в течение нескольких часов. Один из них писал впоследствии: «Впечатление от дневников осталось гнетущее. Жизнь Чивера предстала предо мной как шатания между отчаянием, тоской и беспричинной эйфорией, кончавшиеся обычно мастурбацией и бутылкой».
БАС. Но, ко всеобщему изумлению, представитель издательства «Кнопф» предложил купить права на издание за миллион двести тысяч долларов. Сделка совершилась, и книга сначала появилась отрывками в «Нью-Йоркере», а в 1991 году вышла отдельным томом. Скандал был немалый, одни ругали и возмущались, другие хвалили искренность автора и смелость издателей. А были даже такие, которые ставили «Дневники» в один ряд с «Исповедью» Блаженного Августина, Руссо, Толстого.
ТЕНОР. В финале романа «Фальконер» Фаррагут, сбежавший из тюрьмы, встречает в ночном городе человека с чемоданом и горой всяких пожитков у ног. В ожидании автобуса они разговорились, и человек рассказал свою печальную историю. Его выселили из квартиры. Нет, не за неуплату — деньги у него есть. Но хозяйка дома, из тех вечных вдов, которые остаются вдовами, даже если их муж сидит на кухне и пьет пиво, которые ненавидят жизнь в любой ее форме, цвете и запахе, объявила его нарушителем мира и спокойствия. «Меня выселили за то, что во мне есть все, что свойственно человеку, — объяснял новый знакомый. — Я произвожу шум, я иногда кашляю по ночам, иногда насвистываю, занимаюсь йогой. Шум, испускаемый мною, расходится вверх и вниз по лестнице, и за это меня выселили из квартиры». Не спрятан ли в этом персонаже печальный автопортрет Чивера, каким он видел себя? Постоянно «выселяемым», вытесняемым из мира за то, что не умел подавлять в себе общечеловеческое и тем самым превращался в «нарушителя мира и спокойствия»?
