— Да понимаете… нужно поговорить, — созналась Варенцова. — Посоветоваться. А кроме вас, мне…
— Ну так в чём вопрос, — усмехнулся Забелин. — Приходите в гости, прямо сейчас, как раз к ужину подгадаете. Дорогу найдёте?
«Обижаешь, начальник», — невольно улыбнулась Варенцова.
— Котика обязательно с собой захватите, — совершенно неожиданно сказал вдруг Забелин. — Ну ладно, ждем.
«Котика?..» Оксана чуть не перезвонила ему, но по зрелом размышлении воздержалась. Глупо, в самом-то деле, было бы напоминать начальнику о его собственных дворовых собаках. Пригласил Тихона в гости, сам пусть вспомнит и позаботится. А не позаботится, опять его проблема. Ветеринарная…
На самом деле гораздо интереснее была причина, сподвигнувшая Забелина персонально пригласить к себе Тишку. Самолично попотчевать захотел победителя автобусных террористов? Или?..
Вот то-то, что «или». Может, Николай Ильич опять знал нечто такое, о чём она начинала только смутно догадываться?
Оксана покачала головой и стала собираться не «на минуточку поболтать», а на случай, близкий к экстремальному выживанию. Что надо взять с собой, имея в виду, что за время её отсутствия в номере может приключиться, скажем, пожар?
Правильно: документы, роман Краева, крошку-нетбук,[90] верную «куликовку» — это к вопросу о самурайском мече на краю фуро…[91] Поверх всего в рюкзачок было бережно помещено самое невосполнимое и драгоценное — подрёмывающий Тихон.
Убитую гадину, замотанную штук в пять мусорных пакетов, Оксана несла в отдельном мешочке…
На площади успела почти затихнуть рыночная суета. Оксана невольно огляделась в поисках блаженного, но его нигде не было видно.
«Вот такие у нас в России бомжи, — усмехнулась она про себя. — Всё знают, всё понимают, всё видят наперёд. Поэтому нас и не победить. Интересно, в курсе Никита, откуда у гадюк крылья растут?..»
Забелинскую калитку, как и в первый раз, отворили гостье мальчишки, но пса, к некоторому облегчению Оксаны («Не забыл!»), с ними не было. Варенцова вошла во двор…
…И сразу почувствовала дыхание казана, столь же безошибочно узнаваемое, сколь и (да простит нас читатель!) трудно поддающееся словесному описанию. Запахи горящего дерева, лёгкого дыма, добротно разогретого металла плюс ароматы мяса, жира и овощей, тихонько булькающих на дне чугунного кратера…
Океана улыбнулась и поняла, что больше сегодня ничего скверного и опасного с нею не произойдёт. Просто не имеет права произойти. Кто ж ему, скверному и опасному, позволит приблизиться, когда в доме — государыня печь, а во дворе — благодатный казан?..
У костра с шумовкой в руке бдел хозяин дома. Его супруга, сидя под навесом, трепетно сливала воду с предварительно замоченного риса — красноватого, словно кирпичной пылью подкрашенного…[92] А общее руководство процессом осуществлял чекистский майор Быстров. Да, да, тот самый, запомнившийся Варенцовой неспособностью как следует выражать свои мысли.
— Оксана Викторовна, привет, — на правах старшего сказал он, сдержанно кивнул и внезапно широко улыбнулся. — Вы как раз вовремя, сейчас рис будем закладывать. Не в службу, а в дружбу, чайничек с кипятком из дому не принесете?
От него пахло пряностями, перцем и чесноком.
— Чайничек? — Оксана покосилась на казан и окончательно почувствовала себя среди своих. Ведь прошлый раз её допустили только к еде, а на сей раз — и к готовке. — Сейчас принесу. Только вот котика из мешка выпущу…
«Ох, Быстров, Быстров! То ли ты у нас артист, гениально умеющий прикинуться дурачком, то ли просто сегодня ты человек на своём месте? Может, человечество в тебе великого повара потеряло?..»
— А они с Пушком нашим не того? — оторвалась от риса хозяйка дома. — Он как у вас, не кастрированный? Не раздерутся?
Оксана быстро обшарила глазами двор и заметила на поленнице большого белого кота.
— Не должны, — вмешался Забелин. — Если не ошибаюсь, они между собой всё уже выяснили. Оксана Викторовна, выпускайте!
Тихон с достоинством выбрался из рюкзачка, не спеша потянулся, поднял огненный хвост и направился к поленнице, где базировался Пушок. Тому хватило одного взгляда на новоприбывшего: белый кот, прижав уши, покинул лежанку и покорно устроился на земле. Съехал, что называется, без базара. Плохой мир лучше доброй ссоры!
