Песцов. «Все бабы стервы!»
С океана дул утренний бриз. Он дышал тёплой солью, гнал через лагуну мелкую волну и трепал волосы Бьянки, мчавшейся по белому коралловому песку. Она бежала топлес, в несуществующих бикини, и лишь самый последний ханжа не замер бы в восхищении при виде этого поющего, сверкающего, летящего тела. Маленькие, как у подростка, ступни оставляли цепочку узких следов, а бёдра танцевали куда изощрённей, чем требовали законы биомеханики для обычного бега. И, ах, как же отчаянно гнался за нею Песцов!.. Но почему-то его ноги по щиколотку увязали в том самом песке, над которым она пролетала, едва прикасаясь. Ветер бил в лицо, но не наполнял лёгких, морская соль лезла в горло. Вот под ногу попалось что-то колючее, Песцов рухнул в прибой и, глядя, как Бьянка исчезает среди пальм, истошно заорал на всю лагуну:
«Ну, погоди!..»
Семён судорожно рванулся, вынырнул из сна, разлепил глаза и… увидел Бьянку.
Хоть и не топлес в бикини, а совсем даже в джинсах — всё равно в полумраке палатки она выглядела сногсшибательно.
— Ну что, милый? — осведомилась она самым обыденным тоном, как будто, такую мать, ничего не случилось. — Никак кошмары замучили?
— Так. — Не здороваясь, Песцов сел, нахмурился, стал искать сигареты. — Вернулась, значит?
Коралловая лагуна отодвинулась во тьму подсознания, зато на смену ей в голове у Песцова зазвучал голос Высоцкого: «Я женщин не бил до семнадцати лет, в семнадцать ударил впервые. Теперь на меня просто удержу нет…» И что прикажете делать, если руки так и чешутся вмазать, а сердце так и скачет от сумасшедшей радости — вернулась, вернулась…
— Да, Сёма, вернулась. — Бьянка села у него в ногах и приластилась, как кошечка. — Потому что не могу без тебя. Ну, и обстоятельства изменились. К лучшему. Клянусь, я была тебе верна…
— Всё одно, изменщица ты, — мрачно констатировал Песцов. — Клофелинщица несчастная. Спасибо, не обнесла…
Бьянка взяла его за руку.
— Я, Сёма, тебя расстраивать не хотела. Думала, вжик — и всё… Ну да, погорячилась, виновата. Готова искупить. Можешь наказать меня. Прямо сейчас…
В её глазах медленно разгорались огни, плескалась тропическая лагуна.
— Говоришь, была верна? — Песцов хмыкнул, отнял руку, закурил и спросил как бы между прочим: — А чего, собственно, с концами-то не свалила? Глядишь, и начала бы новую жизнь. Благо идиотов вроде меня на свете как грязи…
Бьянка грустно вздохнула:
— Э-э, Сема, если бы всё было так просто… Уходя, теряешь всё. Здесь у тебя и бонус, и предметы силы, и связи, и возможности. А там — там надо начинать всё с нуля… Ну ладно тебе, Сёма, не дуйся. Я же всё сделала, что обещала, Краева этого твоего обиходила в лучшем виде…
— Что? — Песцов даже вздрогнул. — Краева? В лучшем виде? Так его вроде уже…
— Ну да, — промурлыкала Бьянка. — Сегодня к обеду должен быть как огурчик. Считай, с новенькими мозгами… Сёма, ты куда?
Песцов рванулся из палатки, точно вепрь, мало не оборвав капроновые растяжки. Выскочил наружу и заорал так, что его слышали не только ёлки, но, наверное, и пальмы, склонившиеся над той самой лагуной:
— Ну почему, блин, все красивые бабы такие стервы?..
Ёлки ничего не ответили. Они это слышали далеко уже не в первый раз. И видит Бог, не в последний…
