Полемика между Россини и Брольо закончилась смертью композитора, а деятельности Брольо положило конец падение правительства, в котором он служил. К сожалению, ничего не получилось из планируемого маэстро Лауро Росси экспериментального театра в Милане, если только не рассматривать как его отдаленное эхо открытие 26 декабря 1955 года небольшого зрительного зала, известного как «Пиккола Скала».
28 мая, за три дня до того, как он написал свое второе письмо министру Брольо, Россини, пребывая в юмористическом настроении, сочинил свое последнее сохранившееся письмо Микеле Коста:
«Друг, сын и самый любимый коллега, твоя известность и моя – настоящее бедствие! Каждый хочет познакомиться с нами и заручиться нашей дружбой и покровительством! Мы должны подчинять свои потребности неизбежности. Да ну же!! Этот мой злосчастный автограф будет тебе вручен нашим русским коллегой синьором Лазаревым (который, может, тебе уже известен); это мой старый знакомый. Он безмерно предан музыке и немного страдает водобоязнью. Он жаждет познакомиться с великим Коста, вот почему я утруждаю вас необходимостью читать мою писанину! Он хочет увидеть и (подумать только!) отца Дивы [Аделины] Патти, Quondam[126] маркизы – Мужество.
Не забудьте любящего вас Россини»> 10 .
Вполне возможно, что именно в 1868 году Виктор Эммануил II провозгласил Россини Великим рыцарем ордена короны Италии, и в ответ на это Россини написал «La Corona d’Italia», фанфару для военного оркестра, присланную Брольо с просьбой «преподнести ее Его Величеству Виктору Эммануилу II от благодарного Россини». В письме от 10 сентября 1868 года, сопровождавшем пакет к Брольо, он говорит: «Инструментируя это небольшое музыкальное произведение, которое будет исполняться стоя, я решил воспользоваться не только старыми инструментами итальянских оркестров, но также превосходными новыми, изобретением которых мы обязаны Саксу, их знаменитому творцу. Не могу себе представить, что руководители итальянских военных оркестров не используют эти инструменты (как это делается повсеместно). Если по какой-либо причине это единственное преимущество наших дней не используется ими (что доставит мне огромное огорчение), умоляю ваше превосходительство поручить мою партитуру хорошему композитору, автору военной музыки (каковые часто встречаются среди руководителей военных оркестров), так чтобы он смог приспособить ее к стандартным инструментам, по возможности сохранив мелодические и гармонические эффекты оригинальной партитуры. Необходимо проследить, чтобы не делались копии, и запретить воспроизведение для других инструментов из уважения к авторским правам!!»
Брольо, явно намереваясь тотчас же исполнить «Корону Италии», заказал необходимые саксофоны в Париже. Однако вскоре он лишился поста. Это последнее инструментальное произведение Россини было исполнено только через десять лет после смерти композитора. 25 ноября 1878 года ее исполнили на площади около палаццо Квиринале в Риме в честь благополучного возвращения из Неаполя Умберто I и королевы Маргериты, где на них было совершено покушение. Триста музыкантов из двух муниципальных оркестров плюс оркестр римского пожарного департамента и оркестры четырех армейских полков, а также тридцать барабанщиков исполнили ее ко всеобщему удовлетворению. По всей вероятности, это было последнее законченное произведение Россини.
Через шестнадцать дней после того, как Россини датировал письмо, сопровождавшее партитуру «Короны Италии» министру Брольо, на вилле в Пасси состоялся последний субботний вечер. Он так описывается в «Менестреле»: «Субботний вечер [26 сентября] у Россини может рассматриваться как один из самых блестящих вечеров сезона...» Затем пришло время для Россини и Олимпии возвращаться назад на Шоссе-д’Антен на осень и зиму. Однако в октябре «бронхиальный катар», от которого Россини обычно страдал осенью и зимой, вернулся с небывалой силой. Они с Олимпией вынуждены были остаться в Пасси, так как он вскоре слишком ослабел и не мог осуществить даже короткое путешествие в Париж. Когда вернулся его личный врач доктор Вио Бонато, видевший его в последний раз 15 сентября в довольно хорошем состоянии, он нашел своего пациента чрезвычайно нервным и пребывающим в подавленном настроении. То, что считалось фистулой на прямой кишке, по всей вероятности, было раком, чрезвычайно быстро развивавшимся. Возникла необходимость в операции. Но прикованный к постели Россини, погрузившийся в почти полное молчание, лежавший в основном с закрытыми глазами и говоривший только тогда, когда ему было что-то необходимо, был не в состоянии перенести операцию.