Однако, по правде говоря, мне кажется, что твоя мама справляется с горем лучше меня. Я зол, Джеймс. Я хотел бы вернуть людей, которых потерял. Я просто не могу двигаться дальше, как остальные. Только что я сидел здесь и думал, что дедушка – это уже слишком. Я больше не хочу мириться с этим. Но что я могу сделать? Их не вернуть, но желание сделать это делает нас несчастными. Я думал обо всем этом, и знаешь, что произошло потом?
Нахмурив брови, Джеймс снова взглянул на отца:
– Что?
Гарри медленно улыбнулся:
– Ты выпрыгнул из двери, как черт из табакерки, и напугал меня так, что я чуть не выронил бокал.
Джеймс улыбнулся в ответ, а потом рассмеялся:
– То есть, когда ты напугал меня, то просто решил отомстить, да?
– Возможно, – Гарри все еще улыбался. – Но я кое–что понял в тот момент и поэтому обрадовался, что ты пришел сюда и сел рядом. Я вспомнил, что у меня есть еще один шанс наладить отношения отцов и детей, но с другой стороны. У меня есть ты, и Альбус, и Лили. Я могу приложить все усилия, чтобы дать вам троим все то, что упустил сам. И знаешь в чем настоящая магия? Когда это случится, немного вернется мне самому от каждого из вас, как отражение.
Джеймс пристально смотрел на отца, слегка нахмурившись. Ему казалось, он понял, только очень смутно. Наконец, он посмотрел на бокал в руке отца.
– Так ты собираешься пить это?
Гарри опустил глаза на бокал с огненным виски, а затем поднял их.
– Знаешь, сынок, – ответил он, глядя на луну сквозь янтарную жидкость. – Пора заводить новые традиции. Как думаешь?
Он поднял бокал чуть выше, на расстояние вытянутой руки.
– За тебя, Артур, – твердо сказал он. – За отца, которым ты был для всех нас, но не единственным для меня. И за вас, Дамблдор, за то, что делали все возможное до самого конца... и за моего настоящего отца, Джеймса Первого, которого я никогда не знал, но всегда любил...
Джеймс уставился на бокал в руке отца, когда Гарри сделал паузу. Наконец, он добавил вполголоса:
– И за тебя, Сириус Блэк, где бы ты ни был. Я скучаю по тебе. Скучаю по всем вам.
Как бы случайно Гарри выплеснул огненный виски из бокала. В лунном свете струя, искрясь, описала дугу и пропала в полумраке двора. Гарри глубоко вдохнул и, выдохнув, слегка вздрогнул. Он откинулся назад и обнял сына. Так они просидели какое–то время, глядя на луну и слушая сверчков в саду. В конце концов, Джеймс уснул. Отец отнес его в постель.
– Все в порядке, Джеймс, – настаивала Джинни, аккуратно паркуя автомобиль неподалеку от пешеходного перехода. – В этом нет ничего постыдного, ты же знаешь. Твой папа носил их с шести лет, так что тебе еще повезло, что ты так долго обходился без них.
Джеймс на переднем сиденье продолжал кипеть от злости. Позади него Лили проныла в очередной раз:
– Я тоже хочу очки!
Джинни убрала с лица прядь волос и перевела рычаг в режим парковки.
– Лили, если повезет, тебе не придется носить никакие очки, кроме солнечных, а эти уж можешь надевать сколько угодно, дорогая.
– Я не хочу солнечные, – надулась Лили. – Хочу настоящие, как у Джеймса. Зачем ему настоящие очки?
– У меня не настолько плохое зрение, – настаивал Джеймс, по–прежнему сидя в машине. – Я нормально могу читать учебники. Не понимаю, зачем...
– Пока не плохое, – твердо сказала Джинни. – Они с корректирующими линзами. Будем надеяться, что благодаря им твое зрение не упадет. Почему ты делаешь из этого такую проблему?
Джеймс нахмурился.
– Не хочу я их носить. Я выгляжу, как чертов идиот.
– Не произноси это слово, – машинально ответила Джинни. – К тому же, твой отец не похож в них на идиота. А теперь пошли. Лили, останешься здесь с Кикимером, можешь что–нибудь пожевать, договорились? Я буду видеть тебя через окно, вернусь через минуту. Приглядишь за ней, Кикимер?
Сидящий сзади Кикимер извивался в голубом детском кресле.
– Было бы проще, если бы Кикимера не заточили в это магловское орудие пытки, госпожа, но как прикажете.
– Это мы уже проходили, Кикимер. Независимо от того, что думают маглы, глядя на тебя, детям полагается ездить в кресле безопасности. Плохо, что ты не соглашаешься ничего носить, кроме чайного полотенца. Люди не привыкли видеть пятилетнего ребенка в подгузнике.
