Дженни всё простила ему, и всё же что-то её заботило. Если она изменилась, то в лучшую сторону — стала ещё нежней и ласковей и ни в чём не перечила ему. Иногда ни с того ни с сего она два-три раза лизала его, а потом смотрела с любовью и печалью. Словом, что-то было у неё на уме, что-то тревожило её, но Питер никак не мог угадать, что же. Кроме того, после истории с Лулу оба они стали осторожней и сдержанней и не всегда решались спрашивать другого, о чём тот думает.
Однажды Дженни куда-то отлучилась и пришла совсем расстроенная. Ласково поздоровавшись с ним, она забилась в угол кровати, поджала передние лапки и уставилась в стенку.
Питер знал, что именно так сидят и смотрят кошки, когда им не по себе. Вскоре он увидел, что глаза её полны слёз.
Больше выдержать он не мог. Он подошёл к ней, лизнул её, ощутив солёный вкус, и сказал:
— Дженни, что с тобой? Скажи мне… Может, я помогу… Я для тебя сделаю всё что угодно!
Дженни долго плакала и не отвечала, только прижалась к нему и позволила себя умыть. Потом встряхнулась, лизнула себе спинку и бока и повернулась к Питеру.
— Не обижайся, — сказала она. — Я должна тебя бросить.
Питер ощутил такую боль в сердце, будто туда всадили нож.
— Зачем? — спросил он. — Если ты уходишь, я уйду с тобой.
— Нет, — ответила Дженни. — Меня уводит Демпси.
Питер не сразу понял, о ком она говорит, а когда понял, страшно зарычал, и хвост его заметался из стороны в сторону. Он ясно увидел огромного наглого кота, угрожавшего ему когда-то. Но при чём туг Дженни? Тем временем она продолжала:
— Такой у нас закон. Когда тебя зовёт кот, ты должна с ним идти. Теперь Демпси сказал, что больше ждать не хочет.
— Да я с ним поговорю… — начал Питер, но она его прервала, будто хотела что-то возразить. Однако он спросил: — Неужели ты хочешь с ним уйти?
— Что ты! — вскричала она. — Я его ненавижу!.. Я его молила и просила меня отпустить. Он не соглашается, и я должна…
Питер почувствовал, что она что-то скрывает. Он знал почти все кошачьи законы, они казались ему хорошими, умными и понятными.
И он спросил:
— Что я могу сделать, чтобы ты осталась со мной? Если ты не скажешь, я спрошу Демпси.
И Дженни поняла, что он уже взрослый.
— Ты можешь сразиться с ним, — сказала она и снова заплакала.
— Что ж, — сказал Питер. — Ты научила меня сражаться.
Но Дженни всё плакала.
— Понимаешь, — проговорила она в конце концов, — ты должен убить его, а он такой огромный и сильный… Если он тебя убьёт, я умру. Лучше мне с ним уйти.
— Я тоже сильный, — сказал Питер.
— Конечно, — подхватила Дженни, — но у тебя есть тайна… ты не кот… Наверное, я потому тебя и люблю… А он — кот из котов, он знает всякие подлые приёмы… Не надо, не иди! Ты меня забудешь, всё пройдёт…
— Нет, — сказал Питер. — Я тебя не пущу. Я сражусь за тебя, как велит закон, и убью Демпси. Я его не боюсь.
Сам он не вполне в это верил, но Дженни воскликнула:
— Я знаю! Ты ничего не боишься!.. Как хорошо, когда есть защита…
От этих слов Питер стал спокоен.
— Ну, Питер, — сказала она совсем другим тоном, — я могу тебе помочь только одним. Давай тренироваться. У нас ещё три дня. Потом он позовёт меня ночью, с улицы.
— А выйду я, — сказал Питер.
— Помни, — снова начала Дженни, — он не будет биться честно.
— Знаю, — сказал Питер. — А я буду.
Дженни глубоко вздохнула. Всё-таки она не совсем понимала людей. Но она им верила.
— Что ж, — сказала она, — давай тренироваться.
Так начались страшные дни. Питер учился защищать себя и убивать другого. Когда он увидел в первый раз красную полоску на белой манишке, он чуть не отказался от своего замысла и горько плакал. Но Дженни была тверда. Она не давала пощады ни ему, ни себе, и они бились целый день, а ночью, на императорском ложе, зализывали друг другу раны.
На третий день занятий не было, и Дженни не позволила Питеру есть. Он спал до вечера. Она его грела, а иногда вылизывала всего целиком. Уже стемнело, когда Питер вскочил. Голова у него была ясная, он ощущал свою силу. Скорее чутьё, чем зрение, подсказывало ему, что Дженни рядом. Не оборачиваясь к ней, он весь превратился в слух.
