— Может, носы? — спросил Ник Дровосек. — Их легко сосчитать.
Это вызвало улыбку Глинды. Она сказала:
— Люди из плоти и крови не могут так легко расстаться с носами, как ты, наш дорогой железный друг.
Голодный Тигр облизнулся и сказал:
— Гора носов — неплохой обед. Но моя совесть не позволит мне испортить выборозмы и съесть поданные голоса. А значит, мне придется оставаться голодным, — грустно добавил он.
— А может, подойдут зубы мудрости? — предложила Дороти. — Они не позволят нам сделать глупый выбор.
— Нет, нет! — воскликнул профессор Кувыркун. — У некоторых людей бывают фальшивые зубы и даже челюсти. А мы хотим, чтобы наши выборозмы были честными.
Он так крепко задумался, что его усики-антенны зашевелились.
— Выборозмы — дело ответственное и правое, — наконец сказал он. — А потому лучший способ голосовать — отдать правые башмаки.
— Отлично, — улыбнулась Озма. — Договорились. Завтра же Городской Глашатай объявит выборозмы.
— Выборозмы — величайшее событие нашей истории! — важно изрек профессор Кувыркун.
Глинда стала снимать правую туфельку.
— Я готова отдать свой голос за тебя, Озма, прямо сейчас, — сказала она, ставя башмачок у трона.
Дороти, Страшила и Железный Дровосек последовали ее примеру.
— Хочу предупредить, — продолжал Кувыркун. — В песчаной пустыне вокруг Страны Оз обитают беспозвоночные губчатые существа, именуемые Прилипалами. Они впитывают голоса, и тем живут. Если они проведают про наше голосование, то, чего доброго, заявятся в Изумрудный Город и попытаются съесть наши голоса-башмаки.
— Голоса мы будем хранить в озоплане Тыквоголового Джека, — сказала Озма. — А помогать охранять их будут Страшила и Деревянный Конь. Они ведь никогда не спят.
Профессор Кувыркун низко поклонился Озме и попятился к дверям.
Если вы долее не нуждаетесь в моих знаниях, то я с вашего разрешения удаляюсь. Я хочу написать историю правления Озмы с самого начала и до выборозмов. Неизвестно, кто станет нашим следующим правителем.
— Новые моды, последние моды, моды на все вкусы! — Девятый шел по Пирожной улице и кричал во весь голос: — Приходите в магазин мод Дженни Джик! Фасоны одежды на все случаи жизни.
Девятый трудился вовсю. Он ходил по улицам с раннего утра и давно уже мечтал отдохнуть. Если бы можно было вернуться в дом дяди так, чтобы этого не увидела Дженни, то ничто уже не помешало бы Девятому немножко там поспать.
Дела у дяди сейчас шли еле-еле. В Изумрудном Городе не осталось свободного местечка для еще одного изумруда. Поэтому дядя коротал время в прогулках по городу, любуясь уже ограненными отшлифованными им камнями. В доме сейчас никого не должно было быть, и Девятый очень надеялся поспать. Он только совсем забыл про свистоджинсы, не дававшие ему покоя.
Он зевнул, свернув на площадь Пудингов и замедлил шаг. Тотчас же джинсы начали посвистывать. Когда он подошел к домику дяди, они верещали, словно пожарная сирена.
Не успел Девятый войти в ворота дома, как чья-то рука ухватила его за плечо и заставила повернуться. Это был Городской Глашатай, печального вида красноносый человек. По щекам его катились слезы и стекая по кончику носа, падали на сюртук. Он сотрясался от рыданий.
— Прекрати этот гам! Ты мешаешь мне исполнять мои обязанности! — крикнул Глашатай. — Ну-ка, Свистоджинсик, помолчи, чтобы я спокойно мог прокричать то, что мне велено. У меня важное сообщение от Озмы всем жителям города.
Меня зовут вовсе не Свистоджинсик, ты, старый крикун, — буркнул Девятый.
Джинсы между тем заливались свистом вовсю.
— Прекрати сейчас же! — закричал Глашатай. — Я тут работаю восемьсот одиннадцать лет и никто не произвел больше шума, чем я. Черт побери! Я не позволю, чтобы твои джинсы заглушили меня.
Он начал хныкать, в глазах показались слезы.
— Я должен работать с восьми утра до семи вечера, — сказал он, шмыгая носом. — Неужели я потеряю свою работу из-за каких-то глупых штанов? Разве ты не понимаешь, что мешаешь мне работать?
Слезы из глаз Глашатая капали так сильно, что у его ног образовалась лужица. Джинсы свистели изо всех сил, и вокруг уже стали собираться любопытные. Глашатай, видя, как у него много слушателей, не мог больше плакать. Он широко улыбнулся. Затем, поняв, что совершил ошибку, снова принялся рыдать в голос.
