— Вынимайте кирпичи.
— Поверьте мне, сэр, это невозможно.
— Джек Мэггс, я приказываю вам! Вынимайте кирпичи!
— Черт побери! — не выдержав, крикнул больной Мэггс, пытаясь встать с кровати. — Не заставляйте меня смотреть на то, что уже сделано.
Тобиас потянулся вперед на своем табурете.
— Покажите мне, — потребовал он. Ответа не последовало. А затем неожиданно:
— Софина. Она в отчаянии.
Но не этого ждал гипнотизер. У него уже было около сорока страниц заметок и все о любви Джека Мэггса и Софины Смит, и сейчас, в этот момент, когда он не умыт, устал и ждет свои пятьдесят фунтов, снова слушать об этом не хотелось.
— Тогда пусть Софина вытащит кирпич из стены.
— Там нет стены.
— За спиной Софины кирпичная стена. Из нее надо вынуть кирпич.
Но сомнамбула уже страдал от ревности.
— Смотрите, как она берет Тома за руку. А он делает вид, будто утешает ее.
— Джек, Призрак по ту стороны стены, он прячется за ней.
— Я не буду смотреть на них. Я не вынесу этого.
— А вот и Том. У него в руках стамеска, он ковыряет цемент в кладке.
— Он хочет заставить меня смотреть на все это, ублюдок. Но я закрою глаза.
— Кирпич вынут.
Большой мужчина на кровати захныкал, как ребенок, и закрыл лицо руками.
— Уберите руки. Разве это не Призрак?
Джек неохотно отнял руки, открыл глаза и уставился в мутное, в дождевых каплях окно комнаты. Он не сказал, что увидел там, но издал вопль такой долгий и полный ужаса, что писатель опустил голову и закрыл глаза.
Мэггс метался в своих магнитных цепях. Он сел, подавшись вперед, и его темные глаза теперь светились, как джин в стакане. Тобиас решился на этот сеанс лишь для того, чтобы получить пятьдесят кусков, но сейчас он уже не думал о своей выгоде.
— Остановитесь! — крикнул он и смело встал перед Джеком Мэггсом, расставив ноги и выбросив перед собой руки, словно защищался или благословлял.
Казалось, что Джек смотрит на него, но кто мог знать, что видел перед собой этот обезумевший взгляд.
— Стойте, Джек! Стойте! — Тобиас своими мягкими ладонями словно уперся в воздушное пространство между собой и Мэггсом. Делая ладонями движения, будто толкает перед собой воздух, он заставил Мэггса отступить к кровати. Решив показать все свое мастерство до конца, Тобиас сделал полшага вперед. Но Джек Мэггс еще полностью не сдался; полулежа на кровати, он оперся на локоть и в этой позе напоминал сжатую пружину. Он был остановлен, загипнотизирован, хотя Тобиас на этот раз не был полностью уверен в успехе этого сеанса.
Мгновение спустя он даже испугался, что проиграл. Джек Мэггс, широко открыв рот, внезапно издал крик, но не от боли, а от ужаса того, что видел только он один. Когда оглушительное «Нет!» вырвалось из его груди, он не вскочил, а встал, как, должно быть, встал бы Гулливер, если бы лилипуты не так крепко привязали его веревками. Распрямившись во весь свой рост, он головой коснулся потолка, заполнив собой комнату и закрыв свет окна. Тобиасу понадобились все его силы и смелость, чтобы сохранить свое превосходство.
— Сядьте! — скомандовал он. — Я приказываю.
Он стоял, опасаясь, что сделал что-то противоестественное нормальному ходу вещей, и невольно выпустил демонов, о которых он сам не знает, разворошил темное гнездо, кишащее омерзительными гадами. Не сводя глаз с субъекта, он украдкой поглядывал, нет ли поблизости чего-нибудь вроде хорошей палки или кочерги, чтобы в случае чего быть готовым к обороне.
— Ради всех святых, я приказываю вам не двигаться.
Джек наконец замер, моргая глазами.
— Тише, — повысил голос Тобиас. — Вы сейчас успокоитесь.
Пациент качнулся, наклонился посреди комнаты и стал тереть больную щеку.
— А теперь ложитесь на кровать. И не поднимайтесь до тех пор, пока я не дам команды.
Джек Мэггс сел на кровать, стащил с себя башмаки и тяжело опустил их на пол.
— Господи, — воскликнул он и лег на постель; его руки теребили лицо.
Тобиас думал, как бы ему навсегда утихомирить этого Призрака. Он, очевидно, забыл, если вообще осознавал, что гнев и ярость — это его изобретение, некая персонификация боли, которую он внушил чужому сознанию. Он приказал сомнамбуле описать ему того, кто преследует его. Он, конечно, и сам мог бы описать его — холодные голубые глаза, прямой хищный нос, светлые, пшеничного цвета волосы. Но его целью было заставить субъекта сконцентрировать внимание на Призраке, а потом, разработав какую-нибудь дьявольскую стратегию — он еще не знал какую, — отделаться от него раз и навсегда, бросив, как свинью в море.