— Что ж, давайте. Я и вправду прошу вас об этом, сэр, одно удовольствие погибнуть от руки того, кто отлично знает свое дело.
— Парень, — постарался спокойным голосом объяснить ему Мэггс, — вы не так меня поняли.
— Но это было бы слишком большой удачей, мистер Мэггс. Слишком большой, чтобы понять ее вам, ведь мой друг, мистер Поуп, с кем я дружил и служил в армии пятнадцать лет, — мы еще мальчишками вместе были в приюте Лайнхэм-Холл, — именно здесь покончил с собой. В этой самой комнате. Здесь, где мы с ним беседовали по вечерам после рабочего дня. А теперь, когда она, наша сующая во все свой нос герцогиня, велела мне одеть вас в платье моего друга, вы собираетесь убить меня… О, вы сами не понимаете, каким это будет удовлетворением.
— Кто же говорил об убийстве, мой дорогой человек?
— Я никому не дорогой, — промолвил Констебл и расплакался.
— Что ж, тогда мне очень жаль… — сказал Мэггс.
— Жаль, что хочется убить меня? Или жаль было узнать, что такое здесь уже произошло?
— Не старайтесь перещеголять меня в рассказах о горестном и печальном.
— Думаете, что можете меня перещеголять?
— Я мог бы утопить вас в них, — хмуро ответил Мэггс. Они стояли друг против друга, как две лошади, упершиеся в забор.
— Мне всего лишь нужна от вас помощь с прической.
— Помощь?
— Я не знаю, как добиться нужного результата.
— Ха-ха, — заметил Констебл, тыча своим длинным пальцем в грудь Мэггса. — Кто вы? Чванливый франт или тупица?
Джек Мэггс, ухватив палец, крепко зажал его в кулаке, а затем притянул Констебла к себе поближе.
— А теперь внимательно послушайте, что я вам скажу, глупец. Вы не знаете, черт побери, с кем имеете дело.
Светло-голубые глаза лакея скользнули по лицу Мэггса.
— А с кем я имею дело? — наконец спросил он.
— В лучшем случае, если вам повезет, то вы имеете дело с лакеем.
— Лакеем?
— Не тяните, герой. Я могу передумать. — Щека Мэггса задергалась.
— Я принесу воды, — наконец сдался Эдвард Констебл. — Здесь понадобится теплая вода.
Когда он вышел, Джек Мэггс тяжело опустился на корзину, прижав обе руки к той точке на щеке, где больше всего болело. Тонкие нити боли тянулись от левого глаза вниз, к задним зубам, и причиняли такие мучения, что даже мысль, что лакей пошел не за водой, а за полицейским, не сдвинула бы его с места.
Спустя какое-то время боль немного отпустила, и как раз вернулся Констебл. Он поставил дымящийся медный чайник на край умывальника.
— Намочите волосы, — сказал он. Мэггс, не понимая, взглянул на него.
— Волосы, — повторил Эдвард Констебл. — Снимите рубаху и намочите волосы.
Крупная фигура Мэггса в шерстяном жилете медленно склонилась над тазом.
— Снимите жилет.
— Жилет останется на мне.
Констебл, нажав двумя пальцами Мэггсу на загривок, заставил его опустить голову в таз. Вода была горячей, и Мэггс вскрикнул.
— Чем горячее, тем лучше, — сказал Констебл. — Надо подержать с минуту. Следите за временем.
Затем Констебл крикнул:
— Полотенце! — и Мэггс получил свой первый урок в профессии лакея. Констебл, стоя за его спиной, намыливал его волосы мягким мылом, а затем пуховкой пудрил их странно пахнувшей пудрой. Почти засыпавший Мэггс смотрел в зеркало на то, как это делается.
Затем Констебл зачесал назад эту белую липкую массу волос, и, как это делает пекарь, готовя праздничный торт, снял деревянным шпателем все лишнее.
— Теперь посмотрите на себя, — велел Констебл. — Достаточно, чтобы кошки лопнули от смеха.
