Де Кого закусил губу. Такой ответ был для Насименту типичен: если куратора начинали тормошить насчет его опытов, Насименту неизменно ссылался на какой-то древний декрет правителя планеты, с тех пор никем не отмененный. Впрочем, он еще ни разу не предъявлял этого документа.
Де Кого был старым другом эксцентричного куратора, но его личная привязанность в данном случае конфликтовала как с отношением к деятельности Насименту, так и с должностными обязанностями инспектора. Было ясно, что моральный кодекс Насименту (а возможно, и его рассудок) пострадал невосстановимо.
К тому же старый приятель проявил себя дилетантом. Его заявления о трудности генетического смешивания выдавали в нем невежду. Генетики Диадемы возвели работу с химерами в ранг высокого искусства. Химеры в дни славы Империи превосходили численностью обычных людей. Клеточное слияние уже начинало вытеснять секс как метод воспроизводства.
В том и состояла идея всеземельников-биотистов: они утверждали, что границы между видами должны быть стерты, а весь класс млекопитающих со Старой Земли сольется в единое общество. Биотистская философия, однако, не пользовалась популярностью. Многие чистокровные люди опасались, что гены человека разумного растворятся в общем пуле, и радикальное смешивание генетического материала постепенно вышло из моды. Применяли его теперь в основном косметологи. Люди Диадемы обращались к химерицистам и сдавали зиготы, чтобы спроектировать будущего ребенка с примесью определенного животного. К примеру, примесь тигра добавляла безошибочно узнаваемой харизмы.
Хотя подавляющее большинство населения Диадемы составляли животные, де Кого сомневался, что у биотистов есть шанс добиться своего. Слишком значительными оказались преимущества альтернативного подхода: животных наделяли искусственным интеллектом, редактировали их гены лишь в отношении телесных пропорций или, иногда, для нужд хирургии, наделяли органами речи. Люди оставались расой господ.
Животный интеллект, прежде непредсказуемый, зависел теперь только от нужного соотношения генов — и даже людям иногда вживляли адпланты, чтобы переделать интеллект с чистого листа.
В одном, впрочем, старые биотисты и современные диадемисты сходились: ни человеческие гены, ни искусственный интеллект нельзя даровать существам вне класса млекопитающих. Всеземельная биота — просто эвфемизм для всеземельной маммалии.
Де Кого продолжал настаивать на своем.
— Торт, пожалуйста, не уходи от ответа.
Насименту передернул плечами.
— Торт, пожалуйста, ответь. Ты знаешь законы. Млекопитающие обладают эмоциональной чувствительностью — их можно цивилизовать. Но разумная рептилия или раптор? Они лишены чувств! Такое существо навеки останется дикарем, ужасом для окружающих! — Официально такие существа разумными не считались, как высока ни была бы их интеллектуальная мощь.
Насименту захихикал.
— О да, вынужден признать, что разумная змея — крайне неприятный и нецивилизованный субъект, ее и личностью-то вряд ли можно назвать. Но, управляя таким музеем, нужно действовать последовательно, ты понимаешь меня?
— Значит, это правда, — вздохнул де Кого.
Насименту улыбнулся и погрузился в воспоминания:
— Адплантация так несложна, что ее даже к примитивным классам, например, членистоногим, применять можно. Должен признать также, что я и этим развлекался. Борис был моим любимцем. Паук-волк.
— Разум на службе паука? — изумился де Кого. — Но какой в том смысл? У паука нет настоящего сознания — он же просто поведенческий автомат!
— Ну, мне скучно стало. Поэтому я отредактировал его гены так, чтобы он рос — и вырос до размеров пони. К сожалению, членистоногое таких размеров даже встать не способно, если его не модифицировать, так что я снабдил его искусственным эндоскелетом. Ах, какая жалость, что тебе нельзя его показать… но да, боюсь, что эксперимент где-то пошел не так, ну он и сбежал, негодник эдакий. И сумел забраться довольно далеко отсюда. Слышал, что он посеял опустошение во всем Коларском округе, прежде чем его наконец не уничтожили!
Насименту издал визгливый смешок.
