Поэтому давай так: раз время есть, поговорим о том, что взбредет на ум. Мы ведь почти всегда так спешим, что случая поговорить просто не выпадает. Сплошь бесконечная суета, изо дня в день, и много лет спустя только диву даешься: куда же ушло все это время, как жаль, что оно ушло. А теперь времени навалом, никуда не денется — вот я бы и хотел подробнее поговорить о важном.
Взбредает же мне на ум нечто вроде шатокуа[2] — только так я его и могу, пожалуй, назвать: вроде бродячих палаточных шатокуа, которые раньше ездили по всей Америке — по этой Америке, в которой мы сейчас. Такие старомодные популярные беседы — они обучают и развлекают, развивают ум и несут культуру, просвещают уши и мозг слушателей. Более торопливые радио, кино и телевидение вытеснили шатокуа, но мне кажется, что эта перемена — не вполне к лучшему. Возможно, с нею поток национального сознания ускорился и расширился, но, по-моему, он все-таки измельчал. Старые русла уже не могут удержать его, а в поиске новых он несет своим берегам лишь больше хаоса и разрушений. В этом шатокуа мне бы не хотелось прокладывать новые русла сознания — просто глубже раскопать старые, забитые грязным илом застоявшихся мыслей и слишком часто повторяемых банальностей. «Что нового?» — интересный вопрос, он расширяет сознание, но если гоняться только за ним, он приведет лишь к нескончаемому параду пустяков и модных примочек, к илу завтрашнего дня. А мне бы хотелось интересоваться другим: «Что лучшего?» — этот вопрос не полосует, а вспарывает, и ответы на него смывают ил по течению. В человеческой истории есть эпохи, когда русла мысли прорезались слишком глубоко, и ничего поделать с ними было нельзя, не происходило ничего нового, а «лучшее» диктовалось догмой. Но сейчас все иначе. Поток нашего общего сознания теперь вроде как стирает свои берега, теряет основное направление, топит низины, разъединяет возвышенности — и все это без особой нужды, лишь бы зряшно дать выход собственному внутреннему импульсу. Похоже, надо углублять русло.
Впереди наши спутники — Джон Сазерленд и его жена Сильвия — съехали на стоянку для пикников. Пора бы размяться. Я подкатываю к ним, Сильвия снимает шлем и встряхивает волосами, а Джон ставит свой «BMW» на подножку. Все молчат. Вместе проехали уже столько, что с первого взгляда понимаем, каково остальным. Вот и сейчас — спокойны и просто осматриваемся.
На скамейках в такой час еще никого нет. Вся стоянка наша. Джон шагает по траве к чугунной колонке и качает питьевую воду. Крис убредает меж деревьев к ручейку за травянистым бугорком. А я гляжу по сторонам.
Немного погодя Сильвия садится на деревянную скамью и разминает ноги — поочередно задирает их, пригнув голову. От долгих пауз она унывает, и я ей что-то говорю. Поднимает взгляд на меня, потом опять смотрит в землю.
— Люди в машинах на трассе, — говорит она. — Первый был такой грустный. За ним еще один точно такой же, потом еще один, и еще — все одинаковы.
— Они просто ехали на работу.
Сильвия все отлично понимает, но ее замечание резонно.
— Знаешь, работа? — повторяю я. — Понедельник, утро. Полусонные. Кто в понедельник утром ездит на работу и скалится во весь рот?
— Но они же все такие потерянные, — говорит она. — Будто умерли. Как похоронная процессия. — Она опускает ноги на землю и больше не разминается.
Понимаю, о чем она, однако это логический тупик. Работаешь, чтобы жить, — этим они и занимаются.
— Я болота разглядывал, — говорю я.
Не сразу она поднимает голову и спрашивает:
— Что видел?
— Целую стаю красноплечих трупиалов. Когда мы проезжали, они вдруг разом взлетели.
— А-а.
— Хорошо было снова их увидеть. Они связывают все друг с другом — мысли и прочее. Понимаешь?
Задумывается, а потом улыбается, и за нею — темно-зеленые деревья. Сильвия знает тот особый язык, который не имеет ничего общего с произносимым. Дочка.
— Да, — говорит она. — Красивые.
— Последи за ними.
— Ладно.
Появляется Джон и проверяет багаж на мотоцикле. Подтягивает, потом открывает подседельную сумку и давай в ней копаться. Выкладывает что-то на землю.
— Если понадобится веревка, не стесняйся, — говорит он. — Господи, да у меня ее раз в
