— Я… — Он замолчал, слегка наклонив голову. Говорить об этом он не хотел. И вспоминать тоже.
— Кон, отвечай. И вспоминай. Чем больше ты из прошлого вытащишь и чем больше в этом будет эмоций, тем быстрее твоя черепушка придёт в норму.
— Я…, - он хотел послать Сухого куда подальше, но не смог — повернул голову и увидел Тормоза, точнее Сергея Устинова. Полный робот. Кону не хотелось остаться таким же куском мяса, неспособным самостоятельно, без приказа, даже дверь открыть. Вспоминать больно, но если эта боль поможет разуму очнуться, значит, придётся терпеть. — Я смутно помню кем был и чем занимался. Женат вот был…. Мы вдвоём дома были, когда к нам вломились. Пятеро, полные отморозки. Не знаю почему они ворвались именно к нам. Деньги стали требовать. Я отдал всё что было, им показалось мало, требовали открыть сейф…, а у меня и не было никогда сейфа. Связали, начали пытать. Потом жену насиловать…
— А ты их завалил нахрен? — Спросил Сухой, когда Кон замолчал. — Только с чего тебе пожизненный влепили? Я так понимаю, ствол припрятан был у тебя. Ты их пострелял, а потом как тупой фраер вызвал ментов, ага? Надо было Кон, трупы прятать, так у нас устроено — ты либо безответная жертва, либо волк и не боишься крови. Вальнул какую падлу, тело спрячь и скажи что нихера не знаешь. А будешь гнать — защищался типа, сядешь. Только это…, всё равно странно. По идеи двадцатку, может пятнашку, но не пожизненно.
— Не было у меня ствола. — Кон смотрел в пол, а перед глазами проносились события той ночи. — Они так увлеклись женой, что забыли про меня. Никто не смотрел, а стол трясло сильно и стойка с кухонными ножами упала. Я взял один и разрезал ленту, которой связали. Порезал троих прежде чем очухались. Двое побежали, догнал. Ранил. — Он помолчал. Перед глазами застыла картина из крови, боли и стонущих людей. — Я вернулся в комнату, она лежала там, не двигалась. Решил что умерла и переклинило меня — всем глотки перерезал…, даже тем кто уже был мёртв. Последний, я на суде узнал ему тринадцать всего было, успел выползти на улицу. Тонкая шея, я сил не рассчитал. Отрезал ему голову, слишком сильно нажал на нож. Не сознавал что делаю, как в тумане…, были свидетели. О самозащите на суде даже не вспоминали.
— Кхм. — Сухой задумчиво поскрёб нос пальцами. Мрачно ощерился и протянул руку. — Дай руку Кон, уважаю. Ты правильно поступил. Тупо, но правильно. Если такую мразоту не наказывать, они вообще страх потеряют, а наказывать как раз так и надо — один раз наказал и хер проблем. В гробу проблемы все, гы-гы-гы! Но щегла на улицу зря отпустил конечно. Надо было валить всех дома, потом тихонько вывезти трупы подальше в лес какой-нибудь, да закопать нахрен. Кровь замыл и не знаю ничего, валите все нахрен!
Кон молча посмотрел на вора. Ему трудно было усвоить сказанное. Словно с ним говорил человек с другой планеты, на которой всё именно так и делалось. В каком-то смысле так оно и было. Люди из разных миров: один добропорядочный, в одночасье ставший Липецким Потрошителем, второй вор Сухой, убивший за свою жизнь людей куда больше и способами куда более страшными, но получившие свой срок за дела совсем другие. Один верил в закон, второй прятал тела врагов глубоко в земле, да в лесу потемнее. Странно это всё…, Кон вдруг вспомнил слова своего адвоката.
— Эх парень…, крышка тебе, в любом случае сядешь. — Говорил ему этот пожилой человек в деловом костюме. — Плохо что жена твоя жива осталась. Вот померла бы она там, я бы тебе впарил линию защиты как аффект. Может получилось бы тебя по психушке как дурака провести. Год с Наполеоном в палате и всё — свобода. А так, сам понимаешь…
Вот так, если бы жена умерла, он был бы наказан не слишком строго…, Кон резко вскинул голову, да так, что врезался затылком в стену.
— Ты чего Кон? — Подозрительно прищёрился Сухой. Он конечно не в курсе был, но кто знает? Вдруг, когда нейронный паралич отпускает, крыша едет? На всякий случай руку положил поближе к стволу.
— Я вот подумал… — Лицо Кона исказило какой-то неопределённой гримасой, толи боль, толи задумчивость, толи всё сразу. — Здесь ведь нет ментов. Нет этой лицемерной погани, как там, у нас. Тут всё чисто, всё по справедливости…, ведь так же, да?
