Далее. Есть и другая категория покупателей. Более здравомыслящие, более утонченные. Вы их тоже прихватили этим роликом, Боддеккер! Я провел опрос среди людей, которые впервые приобрели роботеток. К тому времени, как появился ваш ролик, они принадлежали к заинтересованно-скептической категории. И знаете, что они сказали об этой рекламе? Они сказали, что человек, написавший ее, — идиот. И если «Радости любви» оказались достаточно глупы, чтобы пустить ролик в эфир, то они могут сделать и другую глупость: действительно продавать роботеток со скидкой в пятьдесят пять процентов. Разумеется, после этого «Радостям любви» не потребовалось дополнительно стимулировать покупателя. По факту, они начали скидки с сорока процентов, намереваясь закончить на пятидесяти пяти, так что реклама полностью соответствовала их стратегии. В то же время люди думали, что получают скидки от пятидесяти пяти до семидесяти процентов. «Радостям любви» пришлось всего лишь немного поднять цены на свои товары…
Одним словом: великолепный ролик, Боддеккер! Более того: ваша работа заставила меня в полной мере осознать, для чего вообще нужна реклама.
Я сглотнул.
— Спасибо, сэр. — К этому времени я более или менее успокоился и даже сумел улыбнуться Левину.
— Был и еще один ролик, Боддеккер. На этот раз я знал, что он принадлежит Пембрук-Холлу, и вновь дал себе слово переговорить с его автором. Вообразите мое удивление, когда мне опять назвали ваше имя.
Он нажал клавишу на своем ноутбуке. Я мог только надеяться, что на этот раз речь пойдет о какой-нибудь действительно заслуживающей внимания работе.
— Ага. Компания «Виткинс-Маррс». Вы делали для них видеоролик о… — Левин уставился на экран. — Минутку, — сказал он, стуча по клавишам, — я выведу текст.
Я поерзал на стуле, но Левин ничего не заметил.
— Вот оно. Видеоролик для «Виткинс-Маррс» номер двадцать один. — Он покосился на экран и приобрел задумчивый вид. — Так, посмотрим… «Вами овладевает странное чувство… оно захлестывает вас с головой… идете по улице города… звон у вас в ушах…» Я не знаю, о чем этот ролик, но мне он нравится. Отличная работа. Вы должны гордиться своими творениями.
Я поблагодарил его, хотя гордости не испытывал. Здесь Левин промахнулся: я был преисполнен самых что ни на есть мрачных мыслей.
— Имейте в виду, мальчик мой, — сказал он. — Наша профессия — гордая профессия. Мы держим мировую экономику на плаву, заставляем золото крутиться. Мы продаем роботеток диким бразильским мужикам, а деньги тратим на китайские и японские забегаловки. Японцы получают доход и покупают права на производство углерода в какой-нибудь маленькой африканской стране. А потом посылают нам, к примеру, музыкальные диски. Двадцать пять лучших хитов Акиро Якамото. Мы отправляем гонорары в Осаку… Цикл непрерывен.
Позвольте сказать вам, Боддеккер: ваши работы — это нечто выдающееся. Вы сами можете этого не понимать, но уж поверьте мне. Ваша реклама идет во всем мире, вы заслужили поощрение. Вы далеко пойдете, друг мой, и я надеюсь, что при этом прихватите с собой Пембрук-Холл.
На миг мною овладело искушение попросить повышения гонорара — так увеличились бы шансы заполучить дом в Принстоне. Однако здравый смысл возобладал, и я ограничился тем, что промямлил слова благодарности.
— Жаль, вас не было рядом, когда я только-только присоединился к компании, Боддеккер. С таким чувством слова вы бы стали гением печатной рекламы. Или наружной. В те времена реклама еще вывешивалась на больших уличных щитах. Вы ведь проходили это в школе, верно? Я кивнул.
— Реклама тогда была гораздо примитивнее. Мы не нуждались в многочисленных экспертах из различных областей производства. Не приходилось создавать творческие группы и заставлять всех этих капризных типов уживаться друг с другом. Это ведь просто невыносимо, верно, сынок? Мы вынуждены нанимать художественного редактора и лингвиста, зная, что они моментально сцепятся с программистом и консультантом по программному обеспечению. Нам необходим музыкальный редактор, специалист по средствам массовой информации и делопроизводитель рекламного отдела. И все они — толпа самодовольных пижонов. И каждый из них полагает, что лишь он знает, как надо работать. Эх! — Левин помолчал и в упор посмотрел на меня. — Однако есть исключения. Вы не кажетесь самовлюбленным пижоном, Боддеккер. Ваше отношение к делу недвусмысленно свидетельствует об этом. Нет, сдается мне, вы — из другой породы. Поэтому-то я вас сюда и позвал.
